Настоящий ангел

[pandaTBK]

На свой страх и риск выкладываю своё небольшое творение в прозе. Я в этом направлении - человек новый, так что...немножко боязно. Буду выкладывать по кусочкам, если будет нравится. Итак...

18 августа, 15:20
Небольшая комната, с белыми стенами и высоким потолком. Большую часть её занимает широкий письменный стол. За столом сидит человек в белом медицинском халате. Длинные узловатые пальцы нетерпеливо барабанят по дереву. Человек явно нервничает.
В дверь осторожно стучат. Человек несколько передёргивает плечами и кашляет в сжатый кулак.
- Да-да? – громко спрашивает он.
- Николай Вениаминович, можно? – звучит женский голос из-за двери.
- Конечно-конечно, заходите!
Человек в медицинском халате привстаёт со своего места. В кабинет заходит молодая женщина с коротко подстриженными каштанового оттенка волосами. На ней тоже белый халат, но не медицинский, а махровый.
- Здравствуйте. Мне сказали, что Вы хотели меня видеть, Николай Вениаминович. Я пришла так быстро, как только смогла.
Человек жестом приглашает женщину присесть на свободный стул рядом со столом. Сам же подходит к большому окну и некоторое время смотрит сквозь него на улицу. Женщина садится. У неё слегка взволнованный вид.
- Уж и не знаю, с чего начать, Юлия Викторовна, - после долгого молчания произносит врач.
- Ох, уж говорите, как есть, ради Бога. Что-нибудь плохое с ребёнком?
В глазах Юли начинает нарастать тревога. Николай Вениаминович поворачивается к ней.
- Не то, чтобы плохое…Скорее, не совсем обычное. Я бы даже сказал, ВОВСЕ НЕ обычное.
- Боже мой, ну говорите же уже!
- Ну… Короче говоря, ребёнок, которого Вы сегодня родили… Девочка… Она…как бы вам сказать…
Голос мужчины переходит на шёпот:
- Ваша девочка – настоящий ангел.
Юля с шумом выдыхает воздух. Так и не вытекшие слёзы в мгновение высыхают в глазах. Женщина резко встаёт с места, кутаясь в халат.
- Ну, знаете ли, - грозно произносит она, буравя глазами Николая Вениаминовича. – Вызывать меня из палаты только для того, чтобы сообщить этот потрясающий комплемент… Это, я вам скажу, полное безобразие! Мало того, что мне до сих пор не показывают мою дочь, так вы теперь ещё и вздумали издеваться, да?! Я уж думала, что у моей малышки какие-то серьёзные проблемы со здоровьем, а Вы…
- Юлия Викторовна, я прошу Вас, успокойтесь, - мирным тоном перебивает её Николай Вениаминович, подойдя к женщине совсем близко и пытаясь вновь усадить её на стул. – Вам нельзя нервничать. Дайте же мне всё объяснить по порядку, хорошо? Это был вовсе не комплемент.
Женщина затихает и садится.
- «Вам нельзя нервничать», «это не комплемент», - будто бы про себя бормочет она, а потом встречается взглядом с тускло-серыми глазами врача. – Я не совсем понимаю Вас, Николай Вениаминович.
- Сейчас поймёте, Юленька. Главное – успокойтесь. Хотя… какое уж тут может быть спокойствие.
Мужчина отходит немного назад и опирается позади себя руками на стол.
- Это был вовсе не комплемент, - повторяет он. – Я сказал вам абсолютную и чистейшую правду: Ваша дочь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ангел. В буквальном смысле этого слова.
Юля недоверчиво глядит на врача.
- И всё равно я Вас не понимаю. Что значит «действительно ангел»?
- Юля, Вы верующая?
- Ну…да, я крещёная и вообще…
- Тогда Вы просто обязаны понять меня. Я тоже верующий, но сомневающийся, ввиду своей профессии. Точнее, БЫЛ сомневающимся. До сегодняшнего дня.
Николай Вениаминович на несколько минут закрывает глаза.
- Я никогда ничего подобного не видел, - продолжает он. – Когда мы с Ниной приняли её, она казалась мне ещё одним обыкновенным ребёнком. Честное слово. Но… Когда я снова посмотрел на неё… Это были самые голубые глаза, в какие мне когда-либо доводилось заглядывать. Чистые и сияющие, как весеннее небо.
Женщина презрительно фыркает:
- Господи, нашли, чему удивляться. У всех детишек с рождения голубые глазки. Уж кому, как не Вам, Николай Вениаминович, знать это. И только лишь на основании этого делать такое сверхъестественное утверждение…
- А чистая, без родимых пятен, кожа?! – чуть ли не вскрикивает Николай Вениаминович, впиваясь взглядом в Юлю. – Ни одного пятнышка, чистейший шёлк, уверяю Вас. А странные особенности скелета?! У неё на спине при пальпации обнаружены поверх лопаток два твёрдых бугорка неизвестного происхождения. Что это может быть ещё, как не зачаточные крылья?! А, наконец, то, что она светится в темноте, не наталкивает Вас на мысли о божественном присутствии?!
Юля вскакивает с места.
- СВЕТИТСЯ?! – удивлённо восклицает она.
- Да, да и ещё раз да! Светится!
Врач хватает её за руки и крепко сжимает в своих.
- Она сегодня была первым ребёнком. Когда мы несли её в палату для новорождённых, там ещё никого не было, и свет был выключен. Мы вместе с Вашей девочкой вошли в темноту. И ещё до включения электричества по палате побежало слабое свечение. Мы с Ниной взглянули на ребёнка, и знаете, что? От неё исходило золотое сияние! Слабое в области ног и довольно-таки сильное над её головкой. От неожиданности Нина чуть не выронила её. Мы перенесли ребёнка в отдельную палату. Я говорю вам, Юлия Викторовна, и я утверждаю: сегодня, 18 августа 2010 года вы произвели на свет ребёнка-ангела.
Юля вновь садится на стул, обхватив голову руками. Николай Вениаминович тяжело дышит и смотрит на женщину. Ей плечи подрагивают, будто от беззвучного плача. Наконец она вновь смотрит на мужчину.
- Вы…Вы это серьёзно? Вы не обманываете, Вы не смеётесь надо мной? – хриплым голосом произносит она.
- Как я могу шутить такими вещами с Вами, Юля? – почти возмущённо говорит врач.
- Я…я очень хочу пить. У Вас ест вода?
Николай Вениаминович подходит к кулеру, стоящему в углу кабинета, и снимает пластиковый стаканчик. Вода течёт быстро, с шумом стуча о тонкие стенки. Вскоре стаканчик оказывается в трясущихся руках женщины. Она выпивает его буквально залпом.
- Как Вы? – осведомляется врач.
- Я…я…не знаю, что сказать, - лепечет Юля.
- Это шок, я прекрасно понимаю. Я сам еле-еле сдержал себя в руках, когда увидел Вашу…девочку. Кстати, Вы так и не придумали, как назовёте её?
- Нет, ещё нет… Я… А где она сейчас?
- Мы отвели ей отдельную палату. Никто во всём роддоме, кроме меня, акушерки и теперь уже и Вас, не знает о ней. Сейчас Ваша дочь находится под присмотром Нины Николаевны.
- А…Могу я…увидеть её?
Николай Вениаминович нервно кашляет.
- А Вы уверенны, что готовы увидеть её? – спрашивает он.
- Больше, чем уверенна, - говорит Юля, решительно поднимаясь с места. – Что бы Вы ни говорили и что бы с ней ни…ни случилось, она – моя дочь. Я родила её и имею полное право видеть её, какой бы она ни была.
- Ну, что ж, тогда пойдёмте, - с каким-то странным вздохом произносит мужчина и берёт со стола связку ключей.

[Кот Белый]

Ну и завернула! Как ты дальше будешь с сюжетом разбираться? Не боишься, что он сам заставит тебя жить по его законам?

[pandaTBK]

Коть, не боюсь. У меня всё заканчивается довольно хорошо) Так мне выкладывать дальше?)

[Кот Белый]

Что за вопрос дурацкий? Конечно. Мне очень интересно, как ты сумеешь разобраться...да ещё не тривиально, а как-то позамысловатей хотелось бы...

[pandaTBK]

18 августа 15:50
Мужчина в белом халате и женщина в махровом идут по пустому коридору роддома. Навстречу им из дальней палаты бежит встревоженная медсестра-акушерка. На вид ей лет 20. Её чёрные глаза лихорадочно блестят через стекло прямоугольных очков, а пряди русых волос непослушно выбиваются из-под чепчика.
- А я повсюду тебя…- начинает было она, но, увидев Юлю, замолкает. Мужчина дружески хлопает акушерку по плечу.
- Всё в порядке, Нин, - говорит он, пытаясь сделать так, чтобы его голос звучал ободряюще. – Это – мамочка нашей девочки. Хочет увидеть свою дочь. Ты же помнишь Юлию Викторовну?
- Ко...конечно помню. Здравствуйте, Юлия.
Женщина растерянно кивает в ответ. А Нина между тем продолжает, глядя врачу прямо в глаза.
- Но… Николай Вениаминович, ведь Вы же сами…
- Знаю-знаю. Но я решил, что будет лучше, если она узнает. Кстати говоря, а куда это ты так спешила? Что-то случилось?
Нина мотает головой и закрывает лицо руками.
- Николай Вениаминович, я уже ничего не понимаю, - слышится сквозь слёзы. – Я больше не могу оставаться с ней в одной палате. Мне страшно, я боюсь её.
- Ну-ну-ну... Что же тебя так напугало?
- Она… Она сидит, Николай Вениаминович.
- ЧТО?!
- Я говорю правду. Она СИДИТ. Ни один обычный ребёнок в возрасте 1 дня не может сидеть, держа спинку исключительно прямо!
- Нина, ключевое слово в твоей речи – ОБЫЧНЫЙ. Мы же уже давно поняли, что дочь Юлии Викторовны - абсолютно необычный ребёнок. Мы сейчас пойдём в палату и…
- НЕТ!
Нина делает несколько шагов назад.
- Нин, в чём дело?! – недоумённо спрашивает мужчина, не сводя с акушерки глаз.
- Я… я больше не пойду туда, не пойду! – восклицает девушка. – Я боюсь её, очень боюсь!
- Ну, хватит тебе. В конце концов, какой бы необычной малютка ни была, она всё-таки ребёнок.
Нина замолкает и внимательно смотрит в глаза врача. Губы её дрожат. Громким шёпотом она произносит:
- Она умеет разговаривать, Николай Вениаминович.
Юля охает и, покачнувшись, цепляется за рукав медицинского халата врача.
- Моя девочка, - дрожащим голосом произносит она. Между тем мужчина ещё внимательнее взирает на девушку.
- Повторите ещё раз, что Вы сказали, Нина Николаевна?
- Я сказала то, что я сказала. Девочка говорила со мной.
- Как… как это… как это возможно? – прошептала Юля, вновь более-менее крепко встав на ноги.
- Нет, конечно, она не говорила привычным для нас способом, - продолжала Нина. – Но стоило мне встретиться с ней взглядом, как в моей голове отчетливо прозвучала фраза: «Здесь жарко. Пожалуйста, открой окно» И голос был такой…знаете… Ммм, как бы вам сказать… очень мягкий и довольно-таки взрослый.
Николай Вениаминович с подозрением смотрит на девушку.
- Так-так, понятно… А сама-то ты себя как чувствуешь, Нина?
- Не считайте меня полоумной, пожалуйста, - возмущённо говорит акушерка. – Я в абсолютном порядке, если не считать того, что я вся дрожу от страха рядом с этой…этим ребёнком. И…теперь я покажусь в этой палате только вместе с Вами, Николай Вениаминович. Одна я там оставаться больше не намерена.
- Хорошо-хорошо, как скажешь. Давайте мы все всё-таки пройдём к девочке.
Врач, поддерживая под руку Юлю, открывает дверь в палату. Она кажется большой из-за количества пустого пространства. Хотя некоторые предметы мебели и медицинской атрибутики присутствуют и большим числом скапливаются в одном из углов. Внимание вошедших привлекает небольшая детская деревянная кроватка. Сквозь нечастые толстые прутья видна белая простынка и что-то маленькое нежно-розового цвета.
Юля протирает уставшие глаза ладонями.
- Николай Вениаминович, - наконец произносит она. – А…а не может быть так, что…что моя девочка не ангел вовсе или кто-то там ещё, а просто…просто серьёзно больна и…и Вы придумали это всё только для того, чтобы я…
- Ни в коем случае, - перебивает её врач. – Мы проверяли Вашу дочь. Состояние её здоровья не просто удовлетворительное, оно потрясающие. Все системы организма работают слаженно. У самого опытного спортсмена нет такого отменного здоровья. Подойдите к девочке и убедитесь, что ни я, ни Нина Николаевна не обманываем Вас.
- Доченька, - чуть ли не по буквам выговаривает Юля. Николай Вениаминович, продолжая поддерживать её, подводит женщину к кроватке. Нина же стоит у самой двери, опустив глаза в пол.
То, что видит на дне кровати Юля, в точности совпадает с тем, о чём говорили врач и акушерка. Маленькая девочка, прожившая на этом свете всего один день, сидит на коленках. Крохотные ручки согнутыми пальчиками перебирают ткань постеленной простыни. Опущенную головку малютки покрывает довольно густая для новорождённой копна мелких золотистых кудряшек. Тонкая рубашечка покрывает едва заметную горбинку в области спины.
Юлю пробирает дрожь. Нерешительно она протягивает вперёд дрожащую руку, желая коснуться завитушек на голове своей дочери. И тут девочка поднимает голову. Голубые, даже скорее синие, огромные глаза смотрят в лицо женщине. Такие глубокие и ясные, что действительно, как сказал Николай Вениаминович, подобны весеннему небу. Но вместе с тем Юля, смотря в них, чувствует какой-то необъяснимый страх. В довершении всего девочка вдруг оставляет своё занятие и, приподнявшись, твёрдо встаёт на ножки. Она смотрится одновременно смешно и ужасно. Розовая пухлая ручка протягивается навстречу большой женской ладони.
«Здравствуй, мама», - звучит в голове Юли мягкий, чуть ли не взрослый женский голос. Женщина издаёт слабый стон и лишается чувств. Николай Вениаминович успевает подхватить её на руки. Потом он оборачивается к двери и всё ещё стоящей возле неё Нины.
- Ну, - повелительным тоном говорит мужчина. – Чего стоишь? Быстро открой мне дверь. И без лишнего шума, пожалуйста.
Девушка выполняет поручение. Когда Николай Вениаминович с Юлей на руках практически переступают порог палаты, она слышит следующий приказ:
- Выходи чуть позже вслед за мной. Удостоверься, что ребёнку ничего не нужно и запирай палату на ключ. Отдашь его потом мне. И ещё сегодня… нет, сегодня уже не получится... Завтра срочно позвони с СМИ. Расскажи им, что у нас родился уникальный ребёнок-ангел. Сообщи им адрес, пусть приезжают так скоро, как только смогут.
- О, Боже… Что ты задумал, папа? – качая головой, произносит Нина, глядя мужчине в спину. Тот слегка оборачивается.
- Наш роддом станет знаменитым, Нинок, - в голосе Николая Вениаминовича звучит улыбка. – Мы с тобой станем знаменитыми. И очень, очень богатыми. Делай, что я сказал.
Мужчина с бесчувственной женщиной в махровом халате устремляется вглубь коридора. Нина вздыхает, поворачивается и смотрит в сторону детской кроватки. Девочка всё так же стоит в ней, положив обе ручки на верхнюю перекладину. Она не сводит глаз с девушки, а потом укоризненно качает головой из стороны в сторону. Золотые кудряшки разлетаются в разные стороны. Нина зажмуривается, хватается руками за голову и, сдерживая крик, пулей вылетает из палаты.

[Кот Белый]

Захватывает. Интересно, как будут развиваться события дальше?

[pandaTBK]

18 августа 18:45
Большая белая палата с шестью кроватями, по три друг напротив друга. В промежутках между ними – по небольшой тумбочке. Четыре из кроватей пусты и аккуратно заправлены, на пятой, лицом к стене, кто-то спит. Шестая кровать пуста, но подушка и одеяло на ней находятся в беспорядке. У окна, облокотившись на подоконник, стоит женская фигура в махровом халате. У неё тонкие черты лица 16-тилетней девушки с прямыми тёмно-русыми волосами. Она смотрит на улицу, подперев одной рукой подбородок, а другой нежно поглаживая большой округлый живот.
Дверь в палату открывается. Входит низенькая пожилая нянечка, неся в руках поднос с чаем и чем-то горячим в глубокой тарелке.
- Лизонька, это я, - начинает было громким голосом вошедшая, но, кинув взгляд на пятую занятую кровать, переходит на шёпот. – Лиза, ты меня слышишь?
- Да, - девушка отворачивается от окна и сморит на нянечку своими светло-серыми глазами. – Здрасте, тёть Маша.
- Я вот тебе покушать принесла.
Тётя Маша ставит поднос с едой на тумбочку возле неубранной кровати. Лиза отходит от окна.
- Там что?
- Кашка. Манная. Горячая, вкусная. Покушаешь?
- Наверное… Но не сейчас.
- Остынет ведь.
- Ну, чуть-чуть попозже. Не хочу есть, правда-правда».
Девушка садится на кровать и тянет за рукав нянечку.
- Вы не посидите со мной немного? – просит она. – Мне ужасно скучно. А с Лидией Борисовной не о чем поговорить. Она всё больше спит. А, тёть Маша? Пожалуйста.
Пожилая женщина улыбается:
- Если пообещаешь покушать – посижу.
Лиза смеётся в ответ:
- Как в сказке: «Съешь моё яблочко – тогда скажу»!
- Ты сама, как из сказки, - со вздохом говорит тётя Маша, присаживаясь рядом. Лиза берёт в руки тарелку и ложку. Некоторое время слышно только хлюпанье и редкое чавканье.
- Пустая, - наконец говорит Лиза, ставя тарелку обратно на поднос. – Теперь можно и поговорить. Правда, тёть Маша?
Женщина снова улыбается.
- Хорошо, Лизонька, если ты хочешь. Только вот о чём?
Девушка на секунду задумчиво замолкает. А потом произносит:
- Всё никак не могу решить, как мне назвать девочку…
- Какую девочку?
- Которая у меня внутри. Ведь у неё должно быть имя, правда?
- Правда-то правда, только вот с чего ты взяла, что у тебя будет девочка.
- А как же иначе, тёть Маша? Я очень люблю завязывать косички и делать хвостики куклам. А мальчики ни косичек, ни хвостиков не носят. Поэтому как же у меня может быть мальчик? К тому же с девочкой можно будет очень хорошо играть...
Тётя Маша снова вздыхает и гладит Лизу по голове.
- Глупенькая моя девочка, - с жалостью говорит она. Девушка печально улыбается в ответ.
- Так меня называет мама. Правда, она последнее время чаще всего зовёт дурой. Но… но я же не виновата, что я такая, правда? Доктора говорили, что у меня что-то в голове, что они не могут вытащить. Но, тёть Маша, я, правда, ничего такого в голове не заводила, честно-честно.
- Я тебе верю, Лизонька, верю. Кстати, о твоей маме. Она к тебе больше не приходила, не писала? А папа?
Лиза опустила глаза.
- Нет, ничего такого не было. Я не видела их с тех пор, как они меня привезли сюда и оставили. Но ведь они не навсегда уехали, правда?
- Ну… Я не знаю, что тебе на это сказать. Но…меня удивляет, что они даже не справляются о твоём здоровье, не звонят и не приходят.
- Я знаю почему. Они обижены на меня, - произносит Лиза. – Обижены как всегда. Знаете, это такое удивительное и странное существо – взрослый человек. Он считает себя очень-очень большим. А те, кто больше всех, те всегда правы. Вот они и пользуются этим. Им можно абсолютно всё и причём на них за это не обижаются. Им можно ложится спать, когда захочется, есть, сколько захочется… А у мамы даже работа такая – ходишь, когда захочется.
- Это что же за работа такая?
- Не знаю, мне было неинтересно. Знаю только, что мама дома находится больше, чем на работе. Наверное, чтобы меня больше воспитывать. Мне кажется, мама работает певицей или ещё кем-то таким. Ведь она так громко кричит на меня. У неё очень сильный голос, и я просто уверенна, что её бы взяли петь куда угодно. Маме нравится на меня кричать. И папе тоже. Им обоим. Мне кажется, они для того только меня и завели, чтобы им было кому рассказывать свои самые умные мысли. Только делают они это чересчур громко.
- Ну, почему же ты о них такого мнения?
- А у меня ещё может быть мнение разве? Только одно. Для другого у меня слишком маленькая голова. Она и так не запоминает много того, чего нужно. И маме с папой это не нравится. Они огорчаются и от огорчения водят меня к докторам. Очень давно водят, наверное, с рождения моего.
Нянечка вздыхает.
- Да, моя девочка, я видела твою медкарту, - как будто про себя говорит она. – Мне говорили, что у тебя что-то наподобие олигофрении...Торможение в умственном развитии, отсталость…
- А мне кажется, это у взрослых ум перестаёт ездить, - невозмутимо продолжает Лиза. – И они это понимают, и оттого им ещё больше хочется показать, что у них всё хорошо. Тёть Маша, ведь взрослые всегда-всегда считают себя правыми. Они никогда не ошибаются. Во всяком случае, они так думают. И поэтому сердятся, когда мы, дети, говорим им, что это не так. Они делают всё, чтобы повернуться так, что мы, МЫ окажемся виноватыми. А знаете, почему так? Потому что они же ВЗРОСЛЫЕ. То, что можно им, нельзя нам. Им можно кричать на нас – нам на них нельзя, это значит, мы... деские... ой, то есть дерзкие. Им можно читать нам нравоучения и заставлять их слушать – нам так нельзя, мы ещё мало в жизни видели, так они считают. Хотя у нас у всех оба глаза, и мы через них одинаково смотрим: если я вижу яблоко, то и другие будут видеть яблоко, а не грушу. А ещё им можно удариться об край стола, плакать или делать вид такой, чтобы их жалели – нам нельзя, нам за простое спотыкание могут ещё наподдать. Им можно всё. Даже обижаться. Нам на них обижаться нельзя. Я помню, я пробовала обидеться на папу. Причём по поводу, не думайте. Мне тоже хотелось почувствовать себя такой…ну…королевой, что ли. Ведь взрослые, когда обижаются на нас, сразу надуваются от важности, как воздушные шарики. Или как индюк из мультика. Они садятся на диван, как мой папа, утыкаются в газету и, что бы ты ни делала, не обращают на тебя внимания. Мама лучше – она прощала меня в тот же вечер. А вот папа… Уууу, он мог раздуваться целую неделю. Причём не знаешь, что делать. Простое «прости» он не принимал. Принесёшь ему чай или ещё чего сделаешь – он говорит, что ты подлиза. И опять – в газету. А я мучаюсь… Ой, я потерялась. Что я хотела сказать?
- Ты говорила, что попыталась обидеться сама…
- Ой. Да, я попыталась. Мне тоже захотелось посидеть с надутым видом, и чтобы папа просил прощения. Он был неправ, правда-правда. Но, знаете, тёть Маша, стоило мне, как и он, замолчать, как он спросил: «Ты что, обиделась на меня?». Я помнила, что он не разговаривает со мной, когда всё вот так, и молча кивнула. И знаете что? Он обругал меня и за это, сказав, что я неправа, что я вообще не имею права обижаться, что я порой делаю им с мамой больнее. И в итоге – он сам снова обиделся на меня, хотя это хотела сделать я. И это тоже было обидно. Но я усвоила из этого одну вещь. Я узнала, чего больше всего на свете боятся взрослые. Больше всего-всего-всего. Даже больше уколов. Сказать, тёть Маша?
- Ну скажи.
- Только никому-никому не говорите, ладно? Обещаете? Наклонитесь ближе, я не хочу, чтобы Лидия Борисовна слышала. Она же тоже взрослая.
- А я, по-твоему, не взрослая?
- Нет, конечно. Вы - бабушка, а бабушка - не взрослая. Взрослые - это мамы и папы. А бабушки и дедушки - они бабушки и дедушки. Так вы слушаете? Чего боятся взрослые... Они боятся проигрывать. Оооочень боятся. Они боятся быть неправыми и признать свою неправоту. Поэтому и делают так, чтобы неправыми оказались мы. Потому что мы –маленькие, а они – большие. Всегда. Даже когда сами понимают, что неправы. Вот так вот, тёть Маша.
Женщина печально улыбается.
- Значит, ты считаешь, что взрослые, все взрослые, плохие люди?
- Нет, почему же «плохие». Просто глупые. И трусливые. Мы пытаемся им помочь, потому что мы их во много раз умнее, а они отказываются от нашей помощи. Причём им ещё это и обидно.
Лиза замолкает и чему-то загадочно улыбается.
- У меня будет по-другому, - наконец произносит она. – Я никогда не буду настолько взрослой, насколько взрослые мои папа с мамой. Они СЛИШКОМ перевзрослые. Я буду такой, какая есть.
Тётя Маша гладит девушку по коленке.
- Милая моя, какой же ты всё ещё ребёночек, - ласково говорит она. – По документам тебе 16, не так ли? А по разумению твоему тебе не дашь и 8. Тебе кажется, что ты всё понимаешь в этом мире. Но всё это не так. Эти "странные взрослые", как ты их называешь, представляются тебе как-то однобоко. А ведь у каждой медали есть вторая сторона. Ты никогда не задумывалась, почему они так часто «высказывают тебе нравоучения»? Да просто они не хотят, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Они не хотят потерять тебя. Они хотят, чтобы ты училась на своих ошибках, чтобы ты лучше запоминала их и не делала подобного в следующий раз. Поверь, лучше получить выговор от родных людей, чем от чужих. И знаешь, почему? Потому что твои папа с мамой простят тебя ВСЕГДА. Не важно, какое время до этого пройдёт. Но они никогда не оставят тебя одну. И им вовсе не хочется обидеть тебя. Они просто…просто таким способом помогают тебе выжить в нашем сложном мире. Ведь будет время, когда их не будет рядом, но ты вспомнишь то, что они говорили. И вспомнишь с благодарностью.
- Очень странно они пытаются меня спасти, - бурчит Лиза под нос. – Очень и очень странный способ.
- Лизонька… Ох, да что тебе объяснять? Вот подрастёшь немного ещё – поймёшь.
- Вы говорите точно так же, как мама. Только вот я уже устала расти. Всё расту, расту – а мне говорят всё надо ещё и ещё.
- Так ведь расти не только телом, но и душой и мыслей надо. А ты до сих пор – дитя-дитём. Вот и мамочкой становишься ты почему? Потому что родители тебе ещё многого не объяснили, а ты не хотела слушать.
- Не надо так, тёть Маша. Юра – очень хороший мальчик. И он не виноват, что у меня...
- «Не виноват»… И где он сейчас, этот «невиноватый»?
- Он переехал в другой город. Сразу после нашей последней встречи в середине февраля…
- Вот-вот.
- Не надо так, тёть Маша! Он правда ни в чём не виноват. Это я виновата – не помню, что случилось тогда у него в…ну…той квартире, где ещё всегда много народу… Обща…Общи… Мы целовались, но мне не очень понравилось. Юра дал мне выпить очень вкусный лимонад. Но он был слишком вкусный, и я от него заснула. А потом…потом… Да, он уехал. Я написала ему, что он скоро станет папой. Он обещал, что приедет, как только будет время… Он написал мне об этом маленькую записочку…
- «Как только будет время»… Эээх…
Нянечка встаёт с места и берёт в руки поднос. Лиза смотрит на женщину снизу-вверх.
- Он мне очень нравится, тёть Маша. Мне даже кажется, что я его люблю. А тем, кого любишь, надо верить не просто очень, а…ну ОЧЕНЬ очень. Иначе это не любовь получается. Ведь правда?
- Ох, Лизонька, в нашем мире всё правдой быть не может. Не строй себе воздушных замков и идеального во всех отношениях мира. Мы все – не ангелы.
Женщина выходит из палаты, всё ещё что-то тихо говоря про себя. Лиза смотрит ей вслед и тихо произносит:
- Что ещё за «воздушные замки»? И как их строить? Воздух же не кирпичи…Мда…И вы, оказывается, тоже взрослая, тёть Маша, только притворяетесь бабушкой. И вы тоже не понимаете меня.

[Кот Белый]

Ох, не хочется мне расстраиваться. Что же дальше?

[pandaTBK]

Чем же я Вас расстраиваю? Я прошу прощения, если что не так...

[pandaTBK]

19 августа 11:30
Останкино. Один из множества кабинетов огромного телецентра. За столом, чуть ли не трещащим от обилия бумаг, сидит женщина. Её каштановые волосы стянуты в пучок, на носу – очки в чёрной оправе. Она сосредоточено что-то читает.
В дверь без стука решительным шагом входит юноша в коричневой кожаной куртке. В правой руке он держит свёрнутую в трубку газету. Женщина отрывается от чтения. Её сизо-зелёные глаза укоризненно смотрят на вошедшего.
- А родители никогда не говорили тебе, что стучаться перед тем, как войти, тоже входит в список правил хорошего тона? – саркастически произносит она.
- Ну, Вы же не выгоните меня из кабинета из-за такой мелочи, Светлана Дмитриевна, - улыбаясь во всю ширину рта, говорит молодой человек и плюхается в широкое плетёное кресло у стены.
- Как знать, как знать, Мишенька. Мало ли что может взбрести твоему начальнику в голову. Вот сейчас возьму, и заставлю тебя выйти и постучаться.
Миша откидывает голову на спинку кресла.
- Э, нет… Меня теперь ничто не заставит поднять моё филе с места. Даже если ради этого мне на мобилу позвонит сам президент.
- Уверена, что ему сейчас далеко не до тебя. В отличие от меня.
- Ооо, Светлана Дмитриевна… Неужели Вы-таки вняли моим многочисленным мольбам пойти со мной вечером в ресторан?
Женщина встаёт с места и выходит из-за стола.
- Во-первых, я пятьсот раз говорила тебе, что я замужем, - говорит она, встав у стола и скрестив руки на груди. – Во-вторых, я старше тебя на 5 лет. И в-третьих…
- Веди себя прилично, мы же на работе, нас могут неправильно понять, - со смешком заканчивает за неё Михаил.
- Умница. Ну так что? Как работает наша замечательная газетная производительность? Есть ли сенсация, по которой можно сделать сюжет для нашей программы?
Юноша разворачивает принесённую газету и начинает читать вслух:
- «Ксения Собчак покинула светскую вечеринку с очередным скандалом»
- Мелковато. Да и достали все эти «зазвездевшиеся»…
- «Супругу чиновника госдумы подозревают в убийстве домработницы»
- Слишком обычно… Читай дальше.
- « Молодого и преуспевающего корреспондента программы «Московские сенсации» начальница заставляет днями и ночами читать «жёлтую прессу»»
- Мишка, прекращай! А то ты меня разозлишь, и твоё «филе», как ты сам выражаешься, придётся в виде фарша соскребать с этого кресла.
- Ну, не злитесь Вы так. Хотите сказать, что я не прав? Что мы не этим с Вами занимаемся практически каждый день?
Светлана вздыхает.
- Прав-то ты прав, а что толку? У нас совершенно молодая передача, её ещё мало кто смотрит. Нам нужно раскрутится. Только вот как? Всё самое пикантное забирают «Вести» и «Максимум». Нам не остаётся ничего.
Михаил отрывает глаза от газеты.
- Так и зачем Вам всё это, Светлана Дмитриевна?
- Ты о чём?
- Послушайте, ну, честное слово. Вы – состоятельная жена состоятельного человека, хозяина крупного ресторанного бизнеса. Ну нафига, скажите мне на милость, Вы, извините, попёрлись в телевизор? Не поверю, что Вам денег на брюлики не хватает, придумайте что-нибудь пооригинальнее.
Женщина снимает очки и протирает их влажной салфеткой, взятой со стола.
- С малых лет я мечтала работать на телевидении, - печально улыбается Светлана. – Меня всегда манили к себе прожектора, камеры, микрофоны… Сначала я думала стать актрисой "Большой Сцены", даже закончила театральный. Но потом меня как-то переклинило, и захотелось стать ведущей какого-нибудь эффектного шоу….
- Мдааа, эффектно, ничего не скажешь, отлично "переклинило", - саркастически ухмыляется Михаил. – У программы минимум просмотров, в рабочем штате 9 человек.
- Как - 9?
- Так – 9.
- Минуточку, но…
- Я не считаю Вашего этого…ну этого… Эдуарда.
- Господи, ну чем он тебе так не нравится-то, а?
- Он тупой. И лентяй. Он ни хрена не делает, только сидит, в кустиках, играя в шпиона. Вынюхивать дела наших «конкурентов» - не такое уж и почётное занятие, я Вам скажу.
- Ну, Миш…
- Перехват чужой информации чреват последствиями, Светлана Дмитриевна.
- Знаю.
- А всё-таки делаете.
- Ну а как иначе? Сенсации сами в руки не поплывут золотыми рыбками. Их искать, ловить надо.
Женщина вновь надевает очки и усаживается за рабочий стол. Михаил встаёт с места и подходит ближе.
- Как друг Вам говорю – бросьте Вы это дело. Вам прибыль не нужна, а самолюбие можно и разными другими методами потешить.
- «Бросить это дело»… А ты? Не боишься остаться без работы?
- Не боюсь. Не пропаду, уж не сомневайтесь.
Михаил усаживается на корточки перед столом и заглядывает в глаза Светлане.
- Мы же всё равно будем поддерживать связь, ведь так?
Женщина смущённо опускает взгляд.
- Миш, прекрати на меня смотреть так…
- Как – так?
- Ну…вот так.
Улыбка озаряет веснушчатое лицо.
- Светлана Дмитриевна… А казались такой неприступной...
В следующую секунду в Михаила врезается кипа бумаги. Листы разлетаются по кабинету. Юноша отскакивает от стола, ехидно посмеиваясь. Светлана, так же с широкой улыбкой, тянется рукой за следующей пачкой.
Внезапно раздаётся телефонный звонок. Женщина прекращает улыбаться и берёт в руки мобильный телефон.
- Алло? А, Эдик, здравствуй.
Михаил закатывает глаза и со словами: «А вот и он, наш ходячий поисковик системы Гугл» снова садится в кресло.
- Да, слушаю… Пог…погоди, не так быстро, я не… Ребёнок? Какой ребёнок? В смысле?! Да ну тебя! Постой, ты выпил, что ли? Ну…ну… Да бред всё это…. Где?! И далеко? У нас здесь? Но…подожди, а откуда информация? Кто тебе позвонил? А как она… Стоп, не поняла…Ах, да, объявление… ну прости, ага…ага… Чёрт, это же… Это бы было бы… Замечательно! А достоверность? Что?! Прям так и… Эдик, я тебя просто обожаю!! Правда-правда. Ты когда будешь? Мы подождём, конечно, да… Ой, а адрес? А, ну хорошо-хорошо… отлично, да…Всё, только побыстрее, ладно? Ну всё, до встречи.
Светлана кладёт трубку и медленно опускается на стул. Глаза её широко раскрыты, она тяжело дышит. Михаил вскакивает с кресла.
- Это за что это Вы этого проходимца обожаете, а? А как же я? Э…эй, Светлана Дмитриевна, что с Вами?
Женщина переводит взгляд на юношу.
- Мишка, немедленно собирайся! - почти шёпотом говорит она. – И тихо чтоб, никто больше не должен знать. Только мы, МЫ... Созвонись со всеми нашими. Мы выезжаем в роддом.
- В роддом?! Светлана Дмитриевна, а по Вашей фигуре и не…
- Идиот! Эдик…
- ЭДИК?! Ну это точно сенсация…
- Заткнись сейчас же! Чего стоишь? Беги к Василичу, пусть в машину оборудование собирает! БЕГОМ, МИША!
Юноша выбегает из кабинета, оставив на кресле измятую газету. Светлана хватает с пола небольшую чёрную сумку и лихорадочно водит руками по столу.
- Господи… Это будет настоящая бомба! И мы будем первыми, клянусь. Уж этой новости у меня никакая сволочь вроде «Максимума» не посмеет отнять, - бурчит она себе под нос, запирая за собой рабочий кабинет.

[Кот Белый]

Так. Ну что же... Ждём-с...

[pandaTBK]

19 августа 01:25
Роддом. Длинный тёмный коридор. Слабый золотистый свет исходит из приоткрытой двери самой дальней палаты. В этом свете на полу возникает неясная тень. Застыв на мгновение, она медленно переползает на стенку, становясь всё больше и больше. Вслед за тенью возникает тёмная фигура её хозяина. Точнее, хозяйки. Невысокая женская фигурка идёт по направлению к приоткрытой двери. Вскоре она достигает намеченной цели и юркает в палату.
- Эй! Тут есть кто?
Палата, в которой оказалась ночная путешественница, на первый взгляд, такая же тёмная, как и коридор. Золотистое сияние же исходит от дальнего угла, где явственно можно разглядеть очертания детской деревянной кроватки. Приблизившись, женская фигура в белом махровом халате с любопытством заглядывает внутрь.
На чистой белой простыне, свернувшись калачиком, спит маленький ребёнок. У него нежное розовое тело, прикрытое тонкой рубашечкой-распашонкой, и кудрявые, цвета спелой пшеницы волосы на головке. Мягкий золотистый свет исходит как раз от них. Ребёнок спокойно и ровно дышит, чуть посапывая.
Гостья заворожённо смотрит на золотые кудри. Потом протягивает вперёд руку, желая погладить их. И тут же громко чихает. Ребёнок вздрагивает и открывает глаза. Потом чуть приподнимается и садиться, вытянув вперёд пухлые ножки. Неестественно-синие глаза ребёнка так же источают сияние, как и волосы.
Женская фигура отшатывается от кроватки. И тут же в голове пришелицы слышится мягкий голос:
«Здравствуй. Ты кто?»
- Это…это как же это… Маленькая, это ты? Это ты говоришь со мной?!
«Да, я. Я ещё не умею говорить голосовыми связками, и иного способа поговорить с кем-либо нет»
- Как здорово… Ты совершенно не такой… не такая…
«Я – девочка»
- Девочка… Как хорошо… Ты совершенно не такая, как все они.
«Они – это кто?»
- Ну, другие маленькие. Ты – особенная.
«И?»
- Это… Это так здорово! Теперь я точно знаю, что хочу такую же дочку, как ты.
«Забавно. Так как всё-таки тебя зовут?»
- Лиза. Я надеюсь, тебе не нужна моя фамилия, а то я её плохо помню.
«Не помнишь своей фамилии?»
- Нет… Видишь ли, я… Не хочу говорить про это, правда-правда. Не спрашивай, хорошо?
Лиза вновь приближается к кроватке и протягивает девочке руку. Та в ответ хватает её за палец своей маленькой ладошкой.
- А тебя как зовут? – в свою очередь спрашивает Лиза.
«У меня нет имени»
- Как это? У всего должно быть имя.
«А у меня его нет. Что, в сущности, хорошо»
- Почему?
«А ты не догадываешься, кто я?»
- Ты? Ну, ты… Ты – необычная.
«Не то. Ещё»
- Ты… Ты – волшебная.
«Чуть ближе»
- Наверное, ты… Ты – фея?
Голос в голове Лизы ласково усмехается.
«Нет, Лиза, я не фея. Хотя, чем-то близким к этому являюсь: если человек меня долго о чём-то просит, и я чувствую, что он достоин этого, то я с радостью выполняю его просьбу»
- Ты очень красиво говоришь, прямо как взрослые умные люди. Ну, кто же ты, наконец?
«Посмотри-ка сюда, может угадаешь»
Девочка в кроватке поворачивается к Лизе спиной. В золотистом свете девушка замечает два маленьких, как у голубя, сложенных белых крылышка, прорвавшиеся сквозь рубашку.
- Ой! – Лиза на секунду закрывает рот ладонью. – Это же… Тебе, наверно, очень больно?
«Да, очень. Человеческое тело создано их многих чувств, и одно из них – боль»
- Ты - ангел…
«Да»
- Настоящий ангел… Даже не верится. Мама всегда говорила, что такое бывает только в сказках.
«Взрослые всё считают сказкой, что идёт против их взрослых убеждений. Конечно, есть некоторые, сохранившие в себе чистую веру в волшебство. Но их с каждым новым веком всё меньше и меньше. Теперь пока люди своими глазами не увидят сказку, они не поверят в её правдивость. А если и поверят, то, из-за частого врождённого честолюбия, постараются извлечь выгоду, каким-либо образом нажиться на этой сказке»
- Нажиться?
«Да. Разбогатеть. Как, например, в моём случае»
- А что с тобой?
«Сегодня днём обо мне расскажут всему миру. Николай Вениаминович Покровский и его дочь Нина решили прославиться за мой счёт. Завтра сюда приедет телевидение»
- Ну, так это же прекрасно! Представь себе – ты прославишься уже такой маленькой! Тебя все-все будут любить. Эх, как я тебе завидую…
«Нет, Лиза, мне не позавидуешь»
- Почему?
«Если тебе интересно, обещай не перебивать меня, пока я не закончу говорить. Я постараюсь объяснить как можно понятнее. Хорошо?»
- Да-да, хорошо.
Девушка оглядывается вокруг. Найдя неподалёку низенькую табуретку, она садится напротив кроватки, положив голову на сомкнутые на вертикальной деревянной перекладине руки. Голос в голове вздохнул:
«Должна тебе признаться, я совершенно не рада тому, что оказалась здесь. Вернее сказать, я вообще не должна была оказываться ЗДЕСЬ, в теле этой девочки. Я являюсь её ангелом-хранителем. Я должна была принести её душу с Небес и вложить в человеческое тело в самый последний момент, когда она должна была уже выйти из утробы матери. Но… Что-то пошло не так. Видишь ли, я ещё не совсем опытный ангел. Это – мой первый человек. И, вероятно, я что-то напутала и, в итоге, мы поменялись местами: я оказалась в теле новорождённой девочки, а её настоящая душа…она… Она пока ещё где-то здесь, рядом. Я чувствую её. Я стараюсь удерживать её. Как – я не буду тебе объяснять, это сугубо НАШИ дела, если ты понимаешь. Причем даже если бы я и имела на это право, то ты бы всё равно ничего не поняла – это очень сложный механизм. Так вот…Теперь меня ждёт смерть. Да, смерть. Оказавшись в теле ребёнка, я стала смертной. Но не это главное. Я умру не от старости либо от роковой случайности, которыми распоряжаются Там, Наверху. Это случится намного раньше. Я погибну в то же мгновение, как только мать девочки даст мне имя. У ангелов есть имена, они есть их естественная составляющая, как…как сердце у человек. Заменить нам имя – всё равно, что вырвать сердце из человеческой груди и вставить новое. Мы храним наши имена бережно, некоторые даже желают оставаться Безымянными. Но всё равно: человеческое, смертное ВТОРОЕ имя губительно для нас. Только Святые способны жить с ними… Ах, не за себя, не за себя я боюсь. Да, я растворюсь в воздухе, я стану ничем, абсолютно НИЧЕМ…но…»
Лиза чувствует, что в голосе звучат слёзы.
«Но моя девочка….моя маленькая чистая душа… Она тоже погибнет, она улетит в небытие, она даже может стать жертвой Злых, посланников Того, Кто Под Землёй, Ненавидящего Небесного Отца Нашего. Вот это и есть – самое-самое ужасное, что только может случиться в этой ситуации. Если бы моя гибель могла бы спасти хотя бы её, но… А ведь ей уготована такая судьба… Она должна прославить свою семью, потому что станет лучшей арфисткой Большого Театра. У неё родятся двое прекрасных сыновей, один из которых станет олимпийским чемпионом. Второй, к сожалению, не будет знаменит, не сможет жениться и завести семью, но обретёт достойную жизнь научного деятеля. И ещё много-много всего… Но этого не случится…не случится….»
Голос замолчал на некоторое время.
«Теперь ты всё знаешь, Лиза. О том, кто я, и почему здесь»
- Какая грустная, печальная история… Бедная безымянная девочка… И ты тоже.
Лиза встаёт, протягивает вперёд руки и сжимает в них маленькие ладошки девочки-ангела. Она видит, что в синих глазах блестят слёзы. Сердце Лизы болезненно сжимается.
- Ах, если бы я могла помочь тебе… Ну хоть как-нибудь помочь. Хочешь, я заберу тебя отсюда с собой? Ты станешь второй моей дочкой. Вы будете играть с ней, я буду читать вам сказки, петь весёлые песенки, одевать в очень-очень красивые платья и буду хорошо причёсывать. У вас будут самые красивые ленты и самые пышные банты во всём нашем дворе, правда-правда. И я обещаю тебе, что никогда не дам тебе нового имени и буду очень, очень сильно любить тебя.
«Спасибо, Лиза, но этим ты мне точно не поможешь. Только сделаешь ещё хуже»
- Так что же я могу сделать? Или…или всё-таки ничего не могу?
В ангельских глазах неожиданно появляется отблеск надежды.
«Можешь. Это очень просто – помочь мне. Только для этого нужно три условия»
- Хмм… Действительно, похоже на сказку. Три условия… Какие?
«Первое – вера в то, что я существую на самом деле. Да и не только я – МЫ, если ты понимаешь»
- Понимаю. Я верю. Второе?
«Второе – решимость, искреннее желание помочь мне. Чистое, лишённое корысти»
- Я даже не знаю, что такое кар…кор…
«Ну… Ты ведь не хочешь выпросить у меня что-то взамен, как если бы выпускала джинна из бутылки?»
- Нет-нет, конечно. Поняла. Нет, я не хочу. А третье?
«Ну а третье – самое важное. Собственно то, что тебе нужно сделать. Чтобы мы с душой девочки поменялись местами, тебе нужно трижды прочитать надо мной молитву «Отче наш». Чётко, как можно громче, не позабыв и не перепутав ни словечка. Вот и все».
Лиза задумчиво смотрит в пол.
- Мда…Третье условие, как водится, самое трудное. Боюсь, я не смогу тебе помочь, маленькая ангел.
«Почему? Из-за того, что ты не так соображаешь, как подобает человеку твоего возраста? Из-за того, что у тебя слабая память?»
- А…а откуда ты… Ах, ну да, что же я? Ведь ты ангел – ты знаешь всё.
«Не всё, но многое. Вот сейчас я посмотрю на тебя. Да, я вижу твоё доброе сердце и чистую, наивную душу. Ты говорила, что я не похожа на других. Но и ты – такая же, непохожая…»
- Но…я ведь не ангел.
«Все люди могли бы быть ангелами, если бы в Мир не проникло Зло. Но до сих пор встречаются люди, которые как-то приближены к нам. Сама слышала, наверное, выражения «ангельский голос», «ангельская внешность», «ангельское терпение»? Частичка ангелов есть в каждом из вас – на то вместе с вами всегда ангел-хранитель. И только в вашей власти впускать его в своё сердце или оставлять вне себя»
- Опять красиво говоришь… Но…но у меня всё равно не получится… Я не могу запомнить многих простых вещей, а уж молитву… Когда-то мама пыталась научить меня молитве, но я постоянно путалась и забывала слова. И так не только с этим. У меня очень маленькая голова, она не сможет помочь тебе, прости.
«Ты так не веришь в себя?»
Ангел подходит к Лизе так близко, как только могли позволить деревянные перегородки кровати. Маленькие ладошки заключают в объятие грустное лицо девушки.
«Прошу тебя, Лиза. Ты – моя единственная надежда на спасение. ЕЁ единственная надежда. Ведь остальные…им нет дела до меня. Они видят во мне либо ужас, либо источник денег. Ты не такая, Лиза. Ты – добрая, нежная, чистая… Обещаю: если ты поможешь мне, то я обязательно помогу тебе»
- Поможешь мне? Но…разве это не кор…кар…кор…
«Корысть? Но ведь ты же просила меня об этом изначально. Я сама предложила. Я просто хочу подкрепить твою решимость. Считай, что это будет твоя заслуженная награда. Помоги душе этой девочки, а я сделаю так, что ты навсегда избавишься от своего недуга»
- Навсегда? – шёпотом произносит Лиза, не веря своим ушам.
«Да, навсегда. Я подарю тебе то, что ты так сильно хочешь – память. Ты достойна её, как никто другой. Потому что…хочешь…хоть это и нельзя… Хочешь, я немного приоткрою тебе твою судьбу?»
- Судьбу? А это не страшно?
«Я не открою тебе всего. Если знаешь свою судьбу, жизнь теряет смысл. А это уже не жизнь. Нет ничего страшного, Лиза. Я могу сказать тебе – ты будешь писательницей»
- Писательницей?!
«Да. Причём детской. Твоя, как ты выражаешься, «маленькая голова», полна разных прекрасных сюжетов, которые ты раскроешь на бумаге. Ты напишешь много хороших, добрых и интересных книжек. Их будут читать детям перед сном. Сами дети будут ими зачитываться, когда научатся складывать буквы в слова. Ты сама будешь читать их своей дочери…»
- Дочери?!
Лиза улыбается. Кажется, что её улыбка сияет даже ярче, чем волосы на голове ангела.
- Ты…ты не ошибаешься? – заикаясь от радости, говорит она. – Ты точно знаешь, что у меня будет девочка?
«Да, точно. Чудесная здоровая девочка, которая унаследует твою фантазию и твои русые волосы»
Лиза чувствует, что слёзы бегут по её щекам.
- Я помогу тебе, маленькая ангел. И это не потому, что ты обещала вернуть мне память. Я смогу прожить и без неё. Самый большой подарок ты мне уже сделала – у меня будет дочь, моя собственная маленькая девочка. И я сделаю всё, я… чтобы она была счастливее всех детей на свете!
«Тогда давай начнём, если ты готова»
- Да…но… Я же сказала уже, что не помню этой молитвы.
«Думаю, я смогу помочь немного. В первый раз ты будешь повторять её за мной, слово в слово. Во второй раз я снова буду произносить её, но мой голос будет тише и менее различим, ибо мы с душой девочки в этот момент уже будем меняться местами. В третий раз ты можешь вообще меня не услышать, так как я буду уже вне её тела. Поэтому постарайся в первый раз ничего не упустить и запомнить слова. Ты постараешься?»
- А что будет, если…если я забуду? Или произнесу не то слово?
«Я и эта девочка умрём в тот же миг»
Лиза задумывается. И тут в её голове внезапно всплывает давно забытая фраза. Когда-то давно мама читала Лизе сказку. Очень грустную сказку, про девочку-сироту, которая вырастила поющую иву из маленькой сморщенной горошины. Эта фраза – «Желанием и Верой всё осилишь»...
«Лиза? Ты поможешь мне?»
Лиза смотрит в голубые глаза.
Желанием и Верой всё осилишь...
- Да, я готова – почти твёрдым голосом произносит Лиза.
«Хорошо. Повторяй за мной: «Отче наш, иже еси на небеси …»

[Рыжая Радость]

Наконец-то я пересилила свою лень и начала читать. Мне очень нравится Жду продолжения)

[Кот Белый]

А не дочка ли Лизы станет ангелом?

[pandaTBK]

Коть, ах, как Вы близко... Но всё же несколько мимо)