Обычная, языческая, тема.
- Мне кажется, или мы заблудились?
- Так и есть. Держись крепче!
Лес. Темный и холодный, вечно зеленый и могучий. Густой, без дорог и просветов, без указателей и опушек. Он стоит непреклонным стражем, охранная путь к реке.
К единственному месту торговли.
- Нам еще далеко?
- Тихо! Который раз спрашиваешь?!
- Раз третий, не больше...
- Замолчи!
Путников мало летом. Еще меньше зимой.
Из чащи, то и дело, доносился хруст. Воздух приносил странные звуки, и их тайный смысл мог сильно озадачить старца, не то что детей. Звери, которых и так не часто встретишь, должны были давно улечься в спячку - мороз стоял лютый.
- Поднимись с колен! Живо! - мальчишечий окрик, еще не окрепшим басом, разнесся по всему лесу гулким эхом, - Я это сейчас кому сказал?
- Мне, Богдан, мне.
Маленькая девчурка, лет семи-восьми, не больше, стояла по пояс в снегу и неуверенно, переминаясь с ноги-на-ногу, смотрела на брата.
- Зима, иди сюда!
Вдруг из кустов выскочила огромная волчица, и, что есть духу, бросилась к детям.
Не добежав двух шагов, она затормозила и ударилась боком в Богдана. Тот отлетел. Упав в сугроб он тут же начал вставать, но не тут то было. Волчица была над ним. Зубы были нацелены мальчику прямо в горло, но тот лишь отмахнулся - Хватит тебе, Зима! Не сейчас..., - но та его не слушала, и ткнула ему в глаз своим мокрым, холодным, носом.
Через минуту перед ними уже стояла девушка лет пятнадцати, или чуть старше, в рваном сарафане и волчьей муфте. Черно-ока, и молчалива, она смотрела на них с нескрываемым лукавством.
- Ну что, заяц, вставай - по ее мягкому, но сильному, чем-то напоминавшему волчий вой, голосу, было ясно что шутка удалась. Весь в снегу, мальчик еле смог вылезти из белой пушистой кучи, и отряхиваясь бурчал себе под нос ругательства.
- Тебе волчья шкура больше идет... - сквозь зубы выдавил парень. Но девица лишь подхватила свою сестренку на руки, легким шагом пробежала по рыхлому сугробу и посадила ту на нижнюю ветку.
- Не бузи, братик - весело она отвечала ему.
Выйдя из леса, они увидели реку.
Бескрайнюю, замерзшую реку, противоположный берег которой скрывала пурга и вереница ездовых саней и людей.
- Переселенцы - с грустью проронила Зима, и пошла им навстречу.
- Эй! - окрикнула она, - Вам помочь?
Вереница встала.
Все глаза смотрели на нее со страхом и презрением.
- Нам не нужна помощь, ведьма! Оставь свою Шкуру себе! - донесся голос из толпы.
Кто-то, отталкивая народ, пробирался через толпу. Слышалось недовольное роптание. Пара старух попадало на лед.
Наконец, он вышел.
Высокий, кряжистый и пьяный мужик, явный глава деревни, скосив глаза и подогнув ноги, поднял руку и заговорил:
- Эти чужаки, прости господи - тут он икнул и его занесло на левый бок, - Не знают, что я, бес всевышний, сотник самого князя Киевского, Владимира! Я требую... - тут он сплюнул себе на лапоть и продолжил - Нет! - тут он перебил себя сам, - Я, ой, пове-ре-ре-ваю... Или нет, пве...леваю...
- Не позора нас, холоп! - закричал люд, - Пьянь!