Жизнь на кончиках пальцев

[Alise]

Сентябрь. Он был прекрасным. Самым прекрасным временем в его жизни. Он был настолько красочным и ярким, что рябило глаза. Да и времяпровождение в больнице закончилось. Он, наконец, сможет сходить в парк аттракционов и прогуляться на катере. Сможет завести кошку или собаку. Лучше, наверное, собаку. Будет позволять ей спать в его кровати и гулять с ней по три - четыре часа. Не меньше. Сможет вновь ходить по выставкам, музеям. И вновь его жизнь будет идти как обычно. И это время в больнице забудется, как плохой сон. А к слову, сколько он там был?

- Здравствуйте доктор, я младшая сестра ХХХ. Можете сказать что-нибудь? - в кабинет врача зашла миловидная девушка, чуть младше его пациента.

Медсестры и врач провожали его с улыбками. За ним заехала его младшая сестра. Правда, выглядела она не так, как он ее помнит. Она стала более... зрелой.

- Конечно. У него в мозгу обнаружили опухоль. За эти три года, что он провел здесь, могу точно сказать, как эта опухоль влияет на него.

Да и здание выглядит по-другому. Особенно этот новый корпус. Он не помнит его. Этого корпуса не было раньше.

- Могу расстроить вас сразу. Последствия неизменны. Эта опухоль, - врач мялся и не мог смотреть в глаза девушке, - На протяжении некоторого времени, около трех - четырех месяцев, он прекрасно запоминает информацию. Но в какой-то момент он забывает то, что было прежде. Но так происходит не всегда. Только если эта информация не повторяется около месяца. Он запросто может забыть все о человеке, если не видит его это время...

Он долго смотрел на новый корпус и удивлялся. Он же часто ходил в этот парк. Но почему же его не замечал? Странно...
К врачу в состоянии истерики побежала медсестра. Куратор, точнее бывший куратор смерил ее недовольным взглядом. Она наперебой пыталась сказать какие-то слова, но не удавалось. В итоге врач плюнул и подозвал к себе мужчину.

- Я тут кое-что забыл тебе передать. Пойдем в мой кабинет. Вы не возражаете? - обратился он к сестре. Та покачала головой и сказала, что подождет в машине.

Коридор был полоном персоналом. Люди с капельницами и койками на колесиках сновали туда-сюда. Какая-то медсестра подбежала и схватив за рукав мужчину, потащила к палате. Он не сопротивлялся. Сил не было, да и желания тоже.

- Ой. А что это? - из тумбочки был изъят фотоаппарат.
- А! Одно время он фотографировал. Но потом почему-то забросил, - ответил врач.
- Тогда возьму с собой, - девушка аккуратно положила его в сумочку.

В палате лежала девушка. Она не была красавицей. У нее были седые волосы. Большие фисташковые глаза, полные томным ожиданием. Тонкие руки с синеватыми линиями вен. Кожа была такой белой и тонкой, что казалась прозрачной. Она о чем-то шептала. О чем-то умоляла людей, державших ее. Она билась в агонии. Все ее тело сводило судорогой и пронзалось бесчисленными иголками боли. С угольных ресниц падали капли слез на впалые белые щеки. Губы, все искусанные и потрескавшиеся, кровоточили. Она не дышала, она буквально выхватывала воздух из окружения вокруг себя.

Он стоял у двери и удивленно смотрел на девушку, корчившуюся от боли. Он не понимал, что он тут делает. Медсестра тем временем подскочила к девушке, что-то ей сказала и та посмотрела в проем двери. Когда она увидела его, в ее взгляде исчезли боль и мука. На их место пришла ничем не скрываемая радость. Она от чего-то так мило улыбнулась и потянулась своей тонкой рукой с мужчине.

А он... Он стоял в проеме и не мог пошевелится. Он не понимал. Многого. Почему она так ему рада? Почему она хотела, чтобы он был рядом? У него было чувство, что это именно она попросила привести его к ней.

Она продолжала что-то шептать, а он - стоять у двери. Кто-то пихнул его в спину, и он таки смог сделать несколько шагов. И, наконец, услышал ее слова.

- ... Спасибо за все, что ты сделал для меня...

И в этот самый момент пиликание прекратилось. На его место пришло монотонное гудение...

Его выпроводили из палаты. Врач проводил в свой кабинет. Что-то всучил ему в руку. Проводил до машины. У двери он вновь посмотрел на новый корпус и с изумлением проговорил:

- А кто она?

[Кот Белый]

Здорово. Выправила ошибочки и жду дальше.

[Рыжая Радость]

А зачем продолжение, если история закончена?
Это конец. И, несмотря на всю свою трагичность, он счастливый.
Она умерла, увидев его - человека который скрасил последние ее дни, перед смертью. Он ее не помнит, значит он сможет продолжить жизнь, не думая, что он мог сделать больше. Те чувства, которые были между героями, вспыхнули и остались запечатаны на небе, среди звезд. Большего не надо.
У этой истории нет продолжения.
И я уверена, что автор со мной согласится.

[Alise]

Согласится. Автор и не хотел ничего продолжать. Смысла в этом нет.
Правда изначально я хотела ее убить его руками, но передумала. Пришла мысль, что он не знал бы за что сидит в тюрьме. Затем хотела, чтобы она вся истекающая кровью, пришла в парк и умирала у него на руках. Но это был бы слишком большой шок для него. И вряд л он смог бы после этого вообще воспринимать информацию и хранить старую. Так это тоже получилось бы слишком жестоко.
А так... Все закончилось хорошо. Она хоть и умирала в муках, зато была счастлива в конце. А он... Он после и не вспомнит про нее. Только серое небо будет напоминать ему серые кончики пальцев. Вот и все.
Конец.

[леший]

Проняло

[Елена Минских]

Жду-недождусь продолжения! Очень интересно и вдохновляюще!

[Кот Белый]

Ждём. С нетерпением. Интересно, а как это подкинули сюжет? Ты что-то передумала или натолкнули на мысль?

[Alise]

Эпилог.

Это время пролетело слишком быстро. Настолько, что Он даже не заметил. Сезоны сменяли друг друга со скоростью света, стирая все, что произошло. Ему было сложно. Очень. Первое время он действительно был счастлив. Вся его жизнь была наполнена радостью, любовью и всем тем, что не хватало в юности.

Он вновь начал заниматься фотографией. Как когда-то, в классе 8-ом. Повезло, что руки все еще помнили фотоаппарат. Это было чудесно. Его фотографии узнавали. Его печатали. С Ним проводили выставки. Только вот... Что-то было не так. Это было сложно объяснить ему. Было что-то, что выбивалось из всей этой радужной и счастливой жизни.

Позже, когда прозвенел телефон - он не понял про какую выставку говорил какой-то человек. Еще позднее он забыл имя собаки. Чуть позже стерлось имя и его золотой рыбки. Или это была черепаха?...

Жить становилось все сложнее и не понятнее. Он не узнавал ни города, ни людей, что говорили с ним о какой-то работе. Он лишился своей милой сестрицы! Какая-то девушка, беременная и уже с детьми убеждала, что она и есть его сестра. Но это была ложь! В его воспоминаниях она была маленькой, хрупкой малышкой, что бегала за ним по пятам и просила с ним поиграть!

В какой-то момент он сбежал из этого дома. Там становилось страшно! Незнакомые люди говорили, что они его семья. Говорили, что прошло уже много лет. Что все теперь по-другому. Эти люди говорили, что они поддержат его. Но это все была ложь! Ложь! Ложь!

Вскоре его вернули в этот проклятый дом к этим проклятым людям.

Лишь один единственный фотоаппарат его спасал. Он был той отдушиной и тем спасительным кругом. Он фотографировал все, что видел - людей, вид из окна, цветы, себя, руки, двери. Что-то говорило, что это надо фотографировать. Это было интересно.

Он ненавидел тех людей, с которыми он жил. Они были такие лживые и алчные. Он был уверен, что именно из-за них пропали его родители и сестра. А все притворяются, что ничего не происходит! Все думают, что так оно и надо!

В этом доме не было зеркал. Ни одного.

Когда Он попросил его, лжесестра сказала, что ими уже не пользуются и отмахнулась от него. Выбора не было. Пришлось прибегнуть к фотографированию себя самого. Это было странно. Он никогда не снимал себя. И старался запечатлеть только силуэты людей. Его не интересовала внешность. Она была поверхностна и неприятна.

Но снимать себя было еще страннее. Хотя позже он узнал, что это был не первый раз.

Кажется, это произошло на выставке. Последней выставке его как фотографа. Все было в полумрачных и чуть светлых тонах. Помещение сделали как тучи или туман. Будто с потолка, импровизированного неба, капал дождь. Весь верхний ярус был раскрашен, как дождь, как гроза, как сумерки во время дождя. По полу и вдоль стен стелился туман. Если бы не отвратительное настроение - он бы и смог оценить название выставки. Но он не мог.

На одинокой фотографии, в одном из уединенных залов висела одна единственная картина. Всего одна. На бело-сером фоне, с дымом и серым пеплом за плечами.

Это была девушка.

Тихая, молчаливая девушка.

Она сидела, сгорбившись над холстом, будто от этого зависела ее жизнь.

Она сидела так, что волосы скрывали ее лицо и фигуру.

Она сидела и пыталась рисовать трясущимися руками.

Он знал его.

Он это видел. Он видел ее дрожь по плечам. Он видел цвет ее глаз, что почти сияли в тусклом и миниатюрном сиянии ночника. Он видел ее чуть приоткрытый от волнения и потуг рот.

Он знал, что ей сложно.

А ее больничное платье было все перепачкано. Все-все было испорчено в кляксах от краски и мазках серых рук.

И цвет ее кончиков пальцев был похож на цвет тихих и чутких облаков перед дождем. И цвет ее кончиков волос был похож на сияние радуги. И цвет ее белой кожи, белых стен, белого ночника и белого платья - был похож не первый снег.

И все равно. Даже если он знал, даже если он видел, даже если он чувствовал,

что-то до сих пор оставалось не так...

[Кот Белый]

Во, брат, как! Неожиданно, хотя... короче, здорово!