Цвет зимы

[Кира Оксана Валарика]

Из цикла "Ангел с кожистыми крыльями"

Зима. В этом году она пришла как-то совсем внезапно. Еще вчера в воздухе витала осень, а сегодня с неба уже падают белые хлопья снега. Такие крупные и порхающие… завораживающее зрелище.
- Снова заколдован снегом?
Я поворачиваюсь на голос, такой знакомый, но приносящий боль, и складываю губы в улыбку:
- Ты же знаешь, как он действует на меня, Елена.
Ее светло-русые волосы спрятаны под фиолетовую вязанную шапочку, подобранную в тон перчаток и шевелящегося на легком ветру шарфа. Коричневое пальто скрывает прекрасную фигуру, но почему-то не портит общего ощущения милой девушки. Она склоняет голову набок и улыбается мне:
- Пойдём, а то ведь замерзнешь.
Снегопад слегка усиливается, разливая в воздухе атмосферу сказки. Время от времени Елена начинает тянуть меня за руку. Это происходит, когда я снова и снова отключаюсь от мира, попадая в плен порхающих снежинок. Еще она постоянно говорит. Что-то о уроке математики и ее подруге Ами… не знаю, я не вслушиваюсь. И она это знает, поэтому не обидится. Глядя на эту жизнерадостную девушку, улыбающуюся чаще, чем моргающую, я искренне не понимаю, почему она… пристала ко мне. Нет, я не против, я просто не понимаю, почему она со мной. Почему заботится обо мне, несмотря на мою черствость и холодность. Несмотря на то, что я - ее полная противоположность.
Через несколько месяцев она закончит школу, и это приводит ее в дикий восторг. Я отношусь к этому равнодушно. Наверное, потому что для меня школа ничего не значит, а для нее - это жизнь.
- Ятогами, ты меня слушаешь? - она дергает меня за руку, снова пытаясь сдвинуть с места.
Да, она изредка задает такие вопросы, хоть прекрасно знает на них ответы. И прекрасно знает, что мое "да, конечно слушаю" - величайшая ложь.
Но это ее не отталкивает. Это не заставляет ее обижаться или вообще как-то реагировать. Она снова начинает что-то рассказывать.
Иногда мне кажется, что она - ангел. Хоть я и знаю, что нет. Просто, наверное, именно такими они должны быть. По крайней мере некоторые из них. Добрыми, милыми, отзывчивыми и заботливыми. Причем - абсолютно безвозмездно.
Мой взгляд сам собой устремляется в небеса. У ангелов ведь есть крылья, не так ли? Ангелы могут летать.
- Эй!
Ее руки появляются на моих щеках, силой возвращая взор на землю.
- Когда-нибудь я пытками выясню, почему ты плачешь, когда смотришь в небо, - большими пальцами она стирает полосы слез с моего лица, глядя слегка встревоженно.
Ох, это случилось опять!
- Прости, - я накрываю ее руки своими, стараясь улыбнуться. – Возможно, когда-нибудь я сам тебе это расскажу.
Она тоже улыбается, но как-то печально. Понимающе.
- Идем.
Девушка снова тянет меня вперед, а я покорно иду следом.
А возможно, когда-нибудь я перестану плакать, глядя в небеса.
Наши шаги уже отдаются ритмичным скрипом, и мне кажется, что он отражается эхом пустой улицы. Люди попрятались от снега и резко понизившейся температуры, но Елена исхитряется найти кафе, не забитое посетителями в три ряда. И у нее даже получается найти столик подальше от окна. И всё для того, чтобы я не видел снега и не печалился. За какие заслуги она со мной? Я ведь… не достоин ее. Совсем.
Она говорит с официантом. Заказывает горячий шоколад себе и черный чай мне. Я смотрю на свои руки. Изредка мне все еще кажется, что они в крови, черно-красными разводами покрывающей кожу.
Это, наверное, действительно чудо, что у меня есть она. Все еще держащая меня на грани реальности и сознания, все еще улыбающаяся, глядя в мои пустые глаза в надежде зажечь в них огонек жизни. Пожалуй, только из-за нее я всё еще жив.
Нам приносят заказ. Она говорит что-то о том, что нужно согреться. Почему она об этом говорит, ведь она буквально лучится теплом и светом? Возможно, она говорит обо мне? Но… холод моей души не согреть чаем. Больше ничем не согреть. Потому что мертвому не нужно тепло. Интересно, если бы я сказал ей об этом, что она ответила бы? Как отреагировала? Бросаю на нее мимолетный взгляд поверх чашки. Я не могу сказать ей такое. Не могу сказать правду.
Задумываясь о таких вещах, я снова и снова понимаю, что должен уйти. Рядом со мной она каждый раз подвергается слишком большой опасности. И каждый раз я понимаю, что не могу. Просто не могу уйти, оставить ее в прошлом. Это дикий, эгоистичный до невозможности выбор – оставаться с ней. Лгать ей, глядя в глаза, улыбаться, когда душу разрывает боль или же когда внутри стынет вековой лед. Знать, что она верит. Это всё приносит боль, жгучую, разрушающую. Но я не могу уйти. Просто не в состоянии.
- Ты хоть кивай иногда, - доносится до меня ее голос.
Я виновато опускаю взгляд:
- Прости.
Сколько раз в день я прошу у нее прощения? Если задуматься, моя сторона диалога и состоит из этого слова «прости». Словно я хочу попросить у нее прощения не только за то, что невнимательно слушаю. А и за то, что нахожусь рядом.
Что она бы сказала, если бы узнала правду? Узнала, кто я? Сбежала бы с криками? Упала бы в обморок? Или же посмотрела бы своим всепрощающим взглядом, и, взяв лицо в руки, как всегда сказала бы что-то типа «Это ничего. Все в порядке»? Я не узнаю этого, потому что никогда не расскажу ей свою настоящую историю. Не покажу настоящего лица. Она всегда будет знать лишь маску и ложь, лишь созданный специально для нее образ.
Я ужасен.
Почему она со мной?
Я крепко, до побеления, сжимаю губы, вовремя осознав, что едва не задал этот вопрос вслух.
Она, уже привычно не обращая внимания на мои гримасы, снова теребит меня за руку:
- Идем, Ятогами, нам уже пора.
Я послушно встаю и, накинув черное пальто, спускающееся чуть ниже колена, иду следом.
На улице уже почти темно. Как раз та стадия сумерек, когда кажется, что стоит моргнуть, и когда ты откроешь глаза, будет уже ночь.
Елена идет рядом, временами замолкая. Даже она иногда устает говорить.
Снег почти прекратился. Теперь он лишь изредка перепархивает едва заметными снежинками. Сапоги по щиколотку уходят в снег, издавая характерный скрип.
Зажигаются фонари, освещая сумрак оранжеватым сиянием. Это неожиданно создает атмосферу немного романтического уюта.
Елена становится непривычно тихой, но это не обида или печаль. Она просто проникается окружающим ощущением сказки. Ее дыхание превращается в мгновенно исчезающие облачка пара. Я поднимаю шарф, скрывая губы, чтобы не вызвать подозрений.
Всё происходит слишком быстро даже для меня. Возможно, сказался элемент неожиданности и моя общая отреченность, но факт остается фактом: она падает, а я еще долгую секунду не реагирую. А ведь должен был услышать нож еще на подлете. Даже больше: я должен был почувствовать его хозяина еще минут пятнадцать назад.
Еще не осознав, что произошло, я просто поворачиваюсь к ней. Холод в душе превращается в вечную мерзлоту.
Она лежит на белоснежном одеяле снега и ее светлые волосы, высыпавшись из упавшей шапки, на удивление красиво обрамляют лицо. Привычно спокойное, только без улыбки. Только голубые глаза удивленно смотрят в темные небеса. Вполне мирную, хоть и будто бы нереальную картину, портит лишь черная рукоять ножа, лезвие которого полностью вошло ей в грудную клетку.
Как. Же. Так?
Я не понимаю, не верю в случившееся. Она не может просто умереть, рядом со мной, у меня на глазах, после того, как я просто проворонил опасность. Нет, я всегда знал, что она может погибнуть из-за того, что я рядом… но не так же. Не так!
- Е… Елена?
Словно если позвать ее по имени она просто встанет и, привычно улыбнувшись, как всегда скажет «Это ничего. Всё в порядке». Как глупо.
Хозяин ножа выступает из тени, скаля в улыбке клыки.
- Зовешь свою подружку? Как глупо. Как жалко. Ничтожно.
Его голос, мерзкий, противно-протяжный, отдается в душе сотней ядовитых ножей. Я знаю, как это глупо. Жалко. Ничтожно. Но не могу оторвать от нее взгляд.
- Ятогами, - зовет он. – Посмотри на меня, Ятогами. Я хочу видеть боль в твоих глазах. Ну же, посмотри на меня.
Я поднимаю на него взгляд. Пустой, безжизненный, холодный. Он не увидит там то, чего так желает. Он не увидит там боли. Потому что теперь я действительно мертв. А мертвым не больно.
Но прежде всего я должен отплатить ему. Это… знаете, как бывает, когда мозг успел дать команду телу до смерти и тело автоматически ее выполняет? В такие моменты уже мертвые тела продолжают двигаться, бежать, например.
На руках сами собой вырастают когти. В глазах появляется свет. Только крыльев за спиной больше нет. Но это больше не важно.
Я иду вперед молча, без криков и рычания, без бессмысленных и бесполезных слов. Он просто должен заплатить за содеянное. Заплатить не ей, нет, не той девушке, лежащей на белом снегу. Он должен заплатить мне. Тому мне, для которого та девушка была последним светом в нарастающей тьме. Вот и всё.
Не скажу, что схватка была долгой и зрелищной. Хотя да, некоторые приемы и движения порадовали бы глаз любителя спецэффектов. Но то, что я мертв, совсем не значит, что я стал слабее. Почему он вообще решил, что я стал совсем слабым, беспомощным котенком, которого он мог бы победить?
Я помню его еще со времен, когда в моей душе не было безмерной пустоты, заполненной лишь холодом и искрами льда. Я помню его еще со времен, когда я был не полумертвой оболочкой, а грозой всего мира. Еще со времен, когда у меня были крылья.
Вот видите? Я смог сказать это без малейшей заминки. Это ли не признак того, что…
Он вскакивает, выбрасывая когтистую руку вперед. Словно бы со стороны я отмечаю (да, не чувствую, а отмечаю) как она проходит сквозь грудную клетку, превратив меня в ужасную пародию шашлыка. На его лице расцветает улыбка. Он доволен. Он думает, что победил. Но как можно убить того, кто уже мертв? Разве можно почувствовать физическую боль, когда уже выжжен изнутри дотла?
Мои пальцы сжимаются на его шее, а вторая рука касается плеча. Я медленно вынимаю его руку из себя, сохраняя при этом непоколебимое выражение лица и неотрывно глядя ему в глаза. И там, глубоко в их черной бездне я вижу проблеск страха. Правильно. Бойся. Это очень хорошо.
А теперь я покажу тебе, как нужно убивать правильно.
Я почти повторяю его движение, только немного левее. И не насквозь, а только до его маленького, черного, злобного, проклятого сердца, которое тут же с силой сжимают мои пальцы, впиваясь когтями.
- Она не заслуживала смерти. Я не хотел больше убивать. Ты заставил меня. Вот твоя плата.
Я показываю ему, удивленно хрипящему, его же сердце, протягивая, словно предлагая взять. Он падает, заливая снег черной кровью.
Я опускаю глаза. У моих ног тоже черный рисунок. Все же отсутствие боли не останавливает кровотечение. Не знаю, сколько времени у меня еще осталось. Ну, до того, как тело тоже поймет, что мертво. Нужно спешить.
Неровным, словно бы сильно уставшим шагом, я возвращаюсь к ней. Падаю рядом на колени, стараясь, впрочем, не залить кровью ее пальто. Осторожно наклоняюсь и мягко касаюсь губами ее лба:
- Прости. И… спасибо. За всё.
Падаю рядом, устремляя взгляд в небеса. Черное-черное небо. Никаких звезд, никакой луны. Снежные тучи все еще властвуют в этой недосягаемой более вышине.
Подрагивающей рукой проверяю дорожки влаги на щеках. Но слез больше нет. Не думал, что этот день все же настанет.
Постепенно становится всё темнее. То ли ночь берет свое, то ли просто тело умирает. Не знаю. Мне уже все равно.

Становится всё светлее, но я не уверен, что прихожу в себя. Этот свет слишком мягкий и теплый, чтобы быть настоящим. Он не режет глаза, ослепляя, не приносит дискомфорта. Это и заставляет меня прийти в себя и задуматься над тем, что происходит, ведь я не могу попасть в Рай. Просто никак не могу. От осознания этого я открываю глаза.
Она там, в этом чудесном белом сиянии. Таком теплом. Таком мягком. И я не верю своим глазам, искренне подозревая, что это лишь какая-то особо жестокая версия Ада. И сейчас все исчезнет или же…
- Теперь ты знаешь, кто я? - я не могу говорить, я лишь едва слышно шепчу.
Она улыбается и кивает.
- Теперь… ты ненавидишь меня?
- Глупый. Конечно же, нет, - она касается моего лба, убирая волосы.
Потом овивает руками и прижимает к себе, приподнимая верхнюю половину туловища. Свет на миг становится тусклее и я могу рассмотреть белоснежные крылья за ее спиной, которыми она тут же укрывает нас от всего мира.
Губы сами собой складываются в улыбку, в ответ на разливающееся в душе тепло.
Она все-таки ангел. Она умеет летать.
- Ты теперь тоже, - легкий шепот у самого уха.

[Кот Белый]

Как странно! Ангелы разделились по временам года... Здорово. Я всегда чувствовала, что Елена - имя очень летнее, тёплое

Прекрасная вещь. Завораживающая и чарующая...

[Кира Оксана Валарика]

Как странно! Ангелы разделились по временам года... Здорово. Я всегда чувствовала, что Елена - имя очень летнее, тёплое

Прекрасная вещь. Завораживающая и чарующая...

Это не совсем так Вообще здесь еще должно быть две части "Запах весны" и "Прикосновение лета", но я такая я. Впрочем, начало выкладки может все же подстегнуть меня дописать "Запах", и гляди ж, я закончу этот цикл)
Забавно, как выкладка "Цвета зимы" совпала с первым выпавшим у нас в этом году снегом)
С именем довольно странно получилось. Я относилась к этому имени вполне ровно, но когда придумывался этот персонаж, я отчего-то стала свято уверена, что ее должны звать именно так и никак иначе)

[Кот Белый]

А я точно знаю, что герои живут своей жизнью. И это именно они провоцируют нас на их очеловечивание. А как же иначе? Почему мы пишем именно про то, что пишем? Кто нашёптывает? А продолжение просто необходимо. Потому что тогда всех ангелов можно будет ждать в своё время. Они же тоже хотят встретиться с нами