В городе ночь – так кажется по зажженным фонарям, привлекающим взгляд окнам, цифрам плывущих автобусов… В заснеженной коробке со стрелками – четыре. Скрип железной двери, протяжная музыка домофона. По воздуху в охотничьем азарте мечутся острые кристаллики льда – бросаются на голые руки, щеки, хватают за горло. Появляется желание вернуться домой, спрятаться от всего пугающего, жестокого в своей откровенности, необходимого и важного. Отказаться, не признавать, выкинуть из мыслей – замкнуть слух. «Это имеет смысл только тогда, когда ты вовлечен в жизнь. Даже не просто ей рад, а существуешь в расписании, нарушение которого произведет коллапс. А так…растает как снежинка, упавшая на кожу, согретую работой сердечных мускулов» - проносится в длинной паузе между первым и вторым гимном.
Антенна воткнута в крышу киоска как крест. Рядом – ярко подсвеченное здание, на месте которого раньше был пруд. Наверное, как за кольцом – такой же поросший зеленью. Нагруженные тяжелыми продуктами, сидят пожилые, преимущественно женщины. Завидев приближающийся автобус – вскакивают и гусиной походкой идут ко вторым дверям – теперь так положено. Встать поближе к окну, зацепиться за поручень – попробовать читать. Остановка за остановкой приближаться к центру…
Дойти до середины серой платформы – следить за знакомыми лицами, стоявшими перед глазами в транспорте. Подъезжает, волнуется, гудит – совершенно по-человечески говорит в нем. Пара минут – веки тяжелеют, тревожит ощущение чьего-то застывшего взгляда – с коленок съезжает рюкзак. Тишина. Теплынь. Подсаживаются и подсаживаются, пихают в бок локтями – раздражают. Таблоид отвлекает зацикленной картинкой от беспорядочного строя мыслей. Да, мыслей… каких именно? О времени, от начальной, вот уже ушедшей, вот теперешней, уже ставшей прошлым, от мгновения «сейчас» - в обе стороны умножающимся. Интересно прошлое, потому что его нельзя изменить, его можно наблюдать. Ясно будущее – лучшее из которого дни, прошедшие в работе и болезни, потому как они дарят крылья, и мы летим. Настоящее же требует книги, бумаги и ручки. И вот уже ты кому-то локтем водишь по куртке.
И нет ничего прекраснее этого глупого слова, разлегшегося на размягченном мозгу… Слова и мысли. Очнуться удается только выйдя из метро.
Мужчина на коляске в переходе смотрит неприязненно – хмурит брови, его раздражает, что стоящие рядом музыканты отбирают его хлеб, в углу – такой же мужчина с баночкой. На ступеньках этой осенью обронили пиццу – она лежала здесь смешная и несуразная. Она направляет мысль по привычной, хоженной тропе. Ноги отказываются идти, несмотря на то, что это - финишная прямая. Как раз сейчас – самое время отказаться. Давишь собственной рукой горло – думаешь заткнешь? Второй вцепился в запястье. Толпа идет, задевает плечом, что-то шепчет над самым ухом. Идешь слепой от слез. Холодными пальцами лезешь в карман, за паспортом. Летишь в раздевалку, краем глаза замечаешь знакомые фигуру, лицо, надменный взгляд, под которым застываешь, как вкопанный. «Показалось». Нет, неправда – нравится. Ищешь любимую для этого места цифру – 1755. Расставшись с тяжелым пальто, поднимаешься вверх. Взглядом ползешь по стене до тех пор, пока не натыкаешься на знакомую картинку поломанного кота, определяешь, что направление правильное. Когда решаешь постучать – сердце замирает, есть еще шанс бежать… «Коридоры пусты, никто не заметит твоего отсутствия». Открываешь и стоишь так, смотришь на протянутый, изрисованный лист. На носках пробегаешь мимо, пытаясь остаться незаметным, по-идиотски здороваешься. Успокаиваешься, достаешь телефон и строчишь кому-то бессмысленное: «мне страшно, я никого не знаю». Кладешь проверенное под тетрадь, пока дописываешь, читаешь, что осталось не скрытым – «Снеж!». «Горишь, всем видом своим горишь, подними глаза, ты, чукча». Озираешься – радуешься облупленным стенам, разрисованным партам, окну, пейзаж за которым так темен, что ты в нем отражаешься. И рад! Боже мой, рад этому всему, что с тобой происходит. Даже запах, немного затхлый, кажется родным. И тогда понимаешь, что делаешь это не зря.