Холодное железо, протяжный звук. Открыто. То, что за дверью приготовилось встретить человека. Перед глазами повторяющийся пейзаж, вписанный в крашенную белым деревянную раму. Есть определенность в погоде и красках. Но человек не хочет идти. Темный подъезд молчит.
Где-то на лестнице лает лабрадор. Слышны скорые шаги хозяина. Нужно сделать еще одну попытку. Вес одежды становится ощутимым, рукав шуршит о куртку, задевает шершавую поверхность стены, подвергавшейся некогда ремонту. Сводит зубы. Ну же! Пара уже близко.
Как будто яркость выкрутили на максимум. Лишь тщательно протерев глаза фигура следует по выбранному маршруту. Ей удается быстро пересечь улицу — машины скрывают блестящим покровом отражений черную точку в туннеле.
Горячий снег, в который завалилась старуха, жжет голые руки. Рядом с ней упал пакет с какими-то газетами. Она опирается на тротуар, который хохочет прямо в лицо и уходит из-под протянутой ладони. Двое, издававшие этот грохот, поспешно перестраиваются на другую сторону как бы ни причем. Из магазина выскакивает девочка. Она беззвучно тянет тело наверх, в нормальное положение. Слова-слова.
Старуха медленно плывет к скамейке. Кто-то заботливо перетянул терзаемые ветром страницы серой прессы скотчем. Она опирается на ненадежную клюку двумя руками и ждет.
Черные на фоне передержанного лазурного неба неживые руки тянутся к окнам панельки. Культурная стена бежевого дома — в пятнистых тенях. Во дворе неизвестно какой по счету делает круг пара. Они смотрят друг другу в глаза. С улыбкой. Молодые руки переплетены. Каркает ворона, слетая с именованного кем-то дерева.
Толпа садится в автобус с определенным номером, идущий по установленному маршруту и едет — сама не знает куда. Когда приближается к развязке — видит пробку в какофонии молчания — толстые стекла не помогают разглядеть причину инцидента, а музыка, обязательно устремляющаяся вверх, не соответствует общей картине застоя.
Мост, он стоит над дорогой — связывает так называемый пункт «А» с пунктом «Б», но он не задает направления пешеходов. Они как-то текут, не замечая отделившийся силуэт, с тоской смотрящий вниз.
Снизу вверх смотрит водитель на безоблачное небо, опускает солнцезащитный козырек, по привычке смотрит в зеркало заднего вида — встречается глазами с чужими. Он верит, что когда закончит развоз, сможет предаться любимому занятию. Мысль его возвращается к фотоаппарату в бардачке, через который он желает показать свое видение мира. Но как только он забывает про человека в машине, пропадает и четкость задачи, по которой он должен как можно скорее закончить смену. Остается приятное чувство на душе.
Дорожное возмущение не может перекрыть даже песня, обещающая скорейшее наступление изменений. В креслах начинают вздыхать.
В здании уже начались занятия. Возможно именно сейчас ЖКК (женщина в красной кофте) водит пальцем по раскрытой книге, с злорадством отмечая отсутствие кого-то из своего класса. А может быть, его не было. Все то, что было сказано по поводу — все на ветер? Разве искусство, говорящее на языке жестов так пренебрежительно к речи?
Кто-то здесь и сейчас вырывает исписанный лист. Косые взгляды, затем опять тишина, нарушаемая рычанием мотора.
Остановка. Стеклянная дверь. Все в летящем, не дающим думать движении. Портрет, картины-картины. Раздевалка закрыта. Обратно в начало, к вахтерше, черной и страшной. Звон ключей, разоблачающий в полоске света отсутствовавшего. Недовольный и все-таки презрительный взгляд. Пианистка ошибается в нотах, все внимание к коридору, в котором стоит, держа в руках за ленточки туфли, человек.
Все кончено,
определенность больше ненужна.