В. О. Пелевин писатель постмодернистского направления, автор таких известных произведений, как «Омон Ра», «Generation „П“» и «Чапаев и Пустота». Его частная жизнь скрыта от назойливых камер журналистов, он предпочитает Интернет-общение живому, он не появляется в литературных кругах. На основе этого складываются «легенды» о том, что под псевдонимом работают несколько писателей или, например, появляются люди, которые «действительно видели Пелевина в реальности», а другие, шутят, что это невозможно, потому что «Пелевин живет в астрале». Я думаю, что данная фигура достойна внимания читателей. Присутствует ли в творчестве подобная таинственность? Попробуем разобраться на примере «Чапаева и Пустоты».
В название произведения вынесены две фамилии главных героев – Василия Ивановича Чапаева и Петра Пустоты, однако, после прочтения романа становится возможна еще одна трактовка пустоты как буддистского термина, обозначающего «отсутствие постоянного „я“ у личности и у явлений». Уклон в восточную философию является одной из особенностей пелевинского творчества, с помощью него автор добивается фантастичности некоторых эпизодов при сохранении правдивости происходящего в реальности. Также, отнести роман к жанру магического реализма нам позволяет наличие «снов», посвященных «алхимическим бракам» частей света с Россией. Предположение путей развития возможного будущего было актуально в 90-е гг прошлого столетия, в связи с распадом СССР. Сейчас мы видим, как накалились отношения между странами Европы, Запада, Азии и др., и эти «браки» возможно, будут необходимы в недалеком будущем…Или нет?
Россия дорожит своим прошлым, потому что оно подарило ей богатую историю. Но она не здорова. Поскольку ее организм представляют как органы власти, так и народ в целом, ее состояние изменяется за счет тех и других. Эти две стороны не могут быть уравновешены, потому что социальные категории определяют уровень их жизни. Однако в романе показано, что уровень просвещенности не зависит от принадлежности человека к страте. Т.е. на материальном уровне разница видна, а на духовном – нет. Мы видим таксиста, который не только может поддержать беседу, но и кратко изложить свое воззрение на окружающий его мир и даже отстоять (глава 10). Самого Петра можно отнести к т.н. творческой интеллигенции. Он ищет ответы на философские вопросы: кто он такой? Насколько реален мир вокруг него? Какой мир естественнее – охваченная революцией Россия 1918-1919 годов или постперестроечная Россия?
С первой страницы мы погружаемся в несуществующий мир, который захватил разум главного героя. Автор описывает быт литературного кабаре поэтов-декадентов. В сценах, разыгрываемых постояльцами, прослеживаются прямые реминисценции, указывающие на персонажей классических произведений. Пародию на "Преступление и наказание" Ф. М. Достоевского делал, по предположению К. М. Поливанова, и Е. И. Замятин в романе-антиутопии "Мы". Это 35-я запись, она изобилует такими характерными для стиля Достоевского чертами – это многократное упоминание желтого цвета, обилие деталей, проявляющихся вследствие тревожности героя. Вот этот отрывок, в котором читается нервное состояние персонажа:
«Голова после вчерашнего у меня туго стянута бинтами. Итак: это не бинты, а обруч, беспощадный, из стеклянной стали, обруч наклепан мне на голову, и я — в одном и том же кованом кругу: убить Ю. Убить Ю, — а потом пойти к той и сказать: «Теперь — веришь?» Противней всего, что убить как-то грязно, древне, размозжить чем-то голову — от этого странное ощущение чего-то отвратительно-сладкого во рту, и я не могу проглотить слюну, все время сплевываю ее в платок, во рту сухо. <…> Туго стянутые обручем виски стучали, я ходил — закованный все в одном и том же кругу: стол, на столе белый сверток, кровать, дверь, стол, белый сверток... В комнате слева опущены шторы. Справа: над книгой — шишковатая лысина, и лоб — огромная желтая парабола. Морщины на лбу — ряд желтых неразборчивых строк. Иногда мы встречаемся глазами — и тогда я чувствую: эти желтые строки — обо мне. <…> Я видел уже это место на голове, во рту отвратительно-сладко...». Далее Д-503 решает все-таки закрыть шторы, чтобы никто не увидел убийства. «— Вы... вы с ума сошли! Вы не смеете... — она пятилась задом…— Умоляю вас! …
О чем она? Я замахнулся — —
И я считаю: я убил ее. Да, вы, неведомые мои читатели, вы имеете право назвать меня убийцей. Я знаю, что спустил бы шток на ее голову, если бы она не крикнула:
— Ради... ради... Я согласна — я... сейчас.
Трясущимися руками она сорвала с себя юнифу — просторное, желтое, висячее тело опрокинулось на кровать... И только тут я понял: она думала, что я шторы — это для того, чтобы — что я хочу…
Это было так неожиданно, так глупо, что я расхохотался. И тотчас же туго закрученная пружина во мне — лопнула, рука ослабела, шток громыхнул на пол. Тут я на собственном опыте увидел, что смех — самое страшное оружие: смехом можно убить все — даже убийство».
В пелевинском тексте, за человеком, которому Раскольников сочувствует, скрывается старуха-процентщица. Убийство также срывается, только уже не из-за хохота, а из-за «смены ролей». Задушенный Раскольников, подобно Гамлету, унесен четырьмя шекспировскими капитанами.
В обоих эпизодах показана только сюжетная основа произведения – убийство, оно происходит в самом начале, открывает замысел автора – показать темноту человеческой души, ее борьбу с самой собой при столкновении с нравственным выбором, необходимостью принимать решения, от которых зависит физический комфорт.
Петр Пустота мечтает «расстаться с темной бандой ложных «я», разоряющих душу» так же, как Чапаев расправился с людьми. Т.е. герой хочет убить в себе себя – как бы странно это не звучало. Размышляя здраво, мы заметим, что душевнобольному расстаться с одним из своих «я» равносильно духовной смерти. Если он начнет воспринимать фантазийную «реальность» как наиболее объективную, то сойдет с ума. Если «вылечится» и будет считать мир, создаваемый своим мозгом – бредовым, он может лишиться покоя и возможности «сочинять» из-за страха погрузиться в болезнь вновь. Поэтому Тимур Тимурович, предлагая Петру вернуться в нормальный мир, предлагает пройти тест, чтобы определить его адекватность. Абсурдность вопросов и предложенных вариантов ответов понятна обоим, именно поэтому, единственным подтверждением «адекватности» является желание прервать проверку из-за ее ненормальности. Убийство вновь не совершается – второе «я» главного героя продолжает существовать.
Еще одним сцепленным эпизодом, вернее, связанным с данной темой дополнением, является замечание о том, что революцию спровоцировал не Распутин, а его убийство. Это опять же показывает, что действие – только повод, то, что следует за ним – последствие, является наиболее важным ядром произошедшего.
Но мы последуем совету автора и перестанем замечать везде «вечную достоевщину, преследующую русского человека». Проследим за тем, как преображается главный герой произведения.
Во время выступления с речью перед «массой», Пустота замечает, что ясность слов производит больше пользы, чем путаный стих, полный множества символов и трактовок. Далее Чапаев подтверждает его мысль: «Знаете, Петр когда приходится говорить с массой, совершенно неважно, понимаешь ли сам произносимые слова». Пустые слова, без нанесенного на них смысла, без расположения их в порядке, необходимом автору, без знания о многозначности их толкования, становятся вершиной искусства. Так можно вспомнить «Войну и мир» Л. Н. Толстого: «Нет величья там, где нет простоты добра и правды». Пустота – есть элементарная частица мира, она проста до невозможности.
Надо помнить, что описываемая «реальность» - субъективна, все мысли, открытые героем – есть его собственные, только произнесенные чужими устами.
После диалога с Чапаевым, Петр, наконец, понимает суть сказанного: «Если весь мир существует во мне, то где тогда существую я? А если я существую в этом мире, то где, в каком его месте находится мое сознание? Можно было бы сказать, думал я, что мир с одной стороны существует во мне, а с другой стороны я существую в этом мире, и это просто полюса одного смыслового магнита, но фокус был в том, что этот магнит, эту диалектическую диаду
негде было повесить.
Ей негде было существовать!».
Еще одной ступенью к пониманию и осознанию себя в бесконечно изменяющихся реальностях становится знакомство с Черным Бароном или Юнгерном. Данный эпизод очень сильный (из-за того, что Пустота боится быть разбуженным, как китаец из анекдота – он на протяжении всего путешествия находится в напряженном состоянии – черты триллера), как мне кажется, является одним из самых эстетически удовлетворительным во всем романе: «- Да, - сказал барон, поворачивая вправо (при этом карусель огней вокруг нас совершила какое-то боковое сальто), - очень хорошо, что вы сами об этом заговорили».
Опять же, герой самостоятельно приходит к некоторому заключению: «Из того, что это место похоже на тот мир, который вы знаете, вовсе не следует, что это он и есть». Мир, который создало сознание Петра – не подчиняется обычным законам физики, логики. Кстати, то, что пространство изменяется под ногами движущихся героев, показывает главенство человека над природой. На следующих страницах будет развитие этой мысли: «…Вдруг понял, что куда бы я ни направился, на самом деле я перемещаюсь только по одному пространству и это пространство – я сам». Так, Пелевин показывает, что вымышленный Пустотой мир был его собственным, внутренним.
Эгоцентрическую структуру мира можно проследить, исходя из этого фрагмента, а также из доносящегося откуда-то крика: «Я! Я! Я! Я!».
Далее барон приводит пример, вновь доказывающий, как может показаться на первый взгляд, пустоту и нереальность окружающего. Но на самом деле, фраза, несмотря на свою аллегоричность, просто обращает внимание человека на внутреннюю, мысленную необходимость сознавать себя «принцем» и «принцессой» не в зависимости от того, что сам себя таковым считаешь, а из-за того, что это право принадлежит тебе с рождения. И то, что это описывается Юнгерном как притча во сне Пустоты, показывает, что это мысль не для буквально восприятия.
Петр, готовясь к очередному выступлению, но теперь не перед «творческой интеллигенцией», а перед ткачами, сомневается в своем праве на авторство. «Авторство – вещь сомнительная, и все, что требуется от того, кто взял в руки перо и склонился над листом бумаги, так это выстроить множество разбросанных по душе замочных скважин в одну линию, та, чтобы сквозь них на бумагу вдруг упал солнечный луч». Здесь опять мысли о необходимости простоты мысли и пустоты формы.
Продолжая мысль об авторстве, нельзя оставить без внимания диалог в такси. Там, получивший свободу Петр сталкивается с опровержением своей «теории». Как уже было упомянуто, в романе «Чапаев и Пустота» Пелевин показывает, что человек, находящийся в основании социальной лестницы, способен приводить такие аргументы, которые могут расшатать вымученные теории «верхов».
Например, он говорит: «…Разговоры о нереальности мира свидетельствуют не о высокой духовности, а совсем наоборот. Не принимая творения, вы тем самым не принимаете Творца». До этого он критикует то, что понял для себя Петр Пустота: «Делать вид, что сомневаешься в реальности этого мира – самая малодушная форма ухода от этой самой реальности». То, что автор в самом конце своего произведения дает возможность одному из героев заявить, что все, к чему шел герой на протяжении всего романа – глупость, не имеющая под собой основания, держащаяся только на том, что человек хочет найти оправдание и спокойствие своим поступкам путем отказа от реальности окружающего мира, достойно уважения. Потому что, по сути, здесь прослеживается авторская позиция. Читателю остается только задуматься над предложенными для размышления темами. Он сам должен выбрать, считает ли он мысли Петра «малодушной формой», или все-таки что-то почерпнет для себя из его размышлений.
Суммируя все вышесказанное, хочется отметить, что помещение героя в психбольницу не только создает сюжет, но и позволяет автору оправдать несвязность мыслей героя. Также, использование снов в романе, помогает дать обширную картину психологического состояния персонажа, проследить развитие его «теории».
Петр Пустота, переживший в своем сознании не только свой путь к пониманию всего мира, и себя в нем, но и чужие попытки предсказать будущее России (хотя, с их стороны – не осознанные), все равно остается психически невменяемым. В последней главе мы видим, как герой возвращается в «Музыкальную табакерку» и там устраивает обыкновенное декадентское выступление. Он заканчивает свое выступление выстрелом из шариковой ручки. Мы не можем быть абсолютно уверены в том, что залп действительно был. Возможно, Пелевин имел в виду «поэтический выстрел», который действительно мог произойти на сцене совершенно обычного кафе. Именно он дал толчок к началу разрушения мира. Петру он вернул обычные его фальшивому миру краски, а если быть точнее, пулеметные очереди, беспорядок, крики. Он садится в броневик Чапаева и то, что там он находит – его успокаивает: «Чапаев совершенно не изменился, только его левая рука висела на черной полотняной ленте. Кисть руки была перебинтована, и на месте мизинца под слоями марли угадывалась пустота.
Я был не в состоянии сказать ни единого слова - моих сил хватило только на то, чтобы повалиться на лавку. Чапаев сразу понял, что со мной, - захлопнув дверь, он что-то тихо сказал в переговорную трубку, и броневик тронулся с места».
Пелевину удалось создать произведение, в котором главным предметом изображения стал внутренний психологический мир героя. Данная задумка обыкновенна для писателей XIX века, но автор обладает новым видением и готов осветить вопрос с другого ракурса. И этот призыв перестать видеть во всем «достоевщину» коррелирует с желанием по-новому показать те же самые философские проблемы, используя новые методы.
Роман освещает не только «внутреннюю Монголию» Петра Пустоты, но и затрагивает остросоциальные и политические темы. Но, насколько они оказываются важны для героя, который на вопросы «где он?» отвечает – нигде?
Откладывая текст романа, задумываешься о сущности и значимости персонажей и об их представлениях об окружающем их пространстве. Кто прав? Кто более реален – Чапаев или Канашников? Исходя из логики главного героя – «никто». Поэтому смешение мира реального и мира, в котором живут знакомые герою персонажи, никак не обговаривается автором, потому что их существование равноправно.
Что же касается пути, который должна выбрать Россия во имя собственного спасения, то это, вероятно, будет не чей-нибудь брак, а горькое одиночество, вызванное рядом особенностей данной страны. Само географическое положение обозначило границы ее сознания – она тянется к Европе, хотя большая ее часть остается на Востоке. Она открыта чужим традициям, кажется, что готова их принять, но даже тогда, когда она примеряет на себя чужое – она остается сама собой.