Файл загрузить не вышло, буду здесь выкладывать. Это первая глава из восьми. Следующая будет в понедельник-вторник - выходные тоже надо соблюдать.
Первый опыт перевода по новой системе. Замечания по русскому языку приветствуются. Если что, у себя в файле исправлю.
Луиза Мэй Алкотт
Серебряный ключ.
Глава 1. Пророчество.
Через много дней и лет
Вдруг откроется секрет.
Средь покоя грянет гром,
Древний род покинет дом.
- Третий раз ты уже сидишь над этим стихотворением. Чем оно тебе так нравится, Ричард? Я такие не люблю, - и тонкая женская ладонь легла на пожелтевшую от времени страницу с четырьмя строками староанглийского текста.
Ричард Тревлин, улыбнувшись, поднял голову и резко отодвинул книгу, словно рассердился, что его застали за чтением. Потом он взял жену за руку, посадил её на диван, накрыл мягким пледом, сел рядом на табуретку, и, хотя в глазах его таилось какое-то волнение, успокаивающе заговорил:
-Любовь моя, книга эта хранит историю нашего рода за много веков, и старое пророчество ещё не сбылось – только первая строчка: «Через много дней и лет…». Я последний из рода Тревлинов, поэтому мне надо думать о нашем будущем ребёнке. Очень надеюсь, что его это пророчество не коснётся.
- Дай-то Бог, - мягко ответила леди Тревлин, и посмотрела на старинную книгу. – Я однажды прочитала её, и мне показалось, что это не история рода, а остросюжетный роман. Там описаны такие ужасы… неужели, Ричард, все они – правда?
- Мне очень жаль, милая, но – правда. Несчастный, дикий род, кроме одного-двух последних поколений. Всё началось с того, что сэр Ральф, жестокий норманн, в приступе ярости убил единственного сына железной перчаткой. Мальчик не хотел подчиниться отцу.
- Помню, а дочь его, Клотильда, выдержала осаду замка, а потом вышла замуж за своего кузена, графа Хьюго. Боевой, боевой род, и всё же, несмотря ни на что, он мне нравится.
- Да, вышла замуж за кузена! В старые времена ещё действовало на нас это проклятье. Мы слишком гордились собой и не желали родниться с кем-то ещё. Мы смешивали кровь до тех пор, пока не начали рождаться безумцы. Отец мой первым нарушил эту традицию, и я последовал его примеру: для своей опустошённой, бесплодной земли я выбрал самый свежий, самый сильный цветок.
- Надеюсь, что он выживет и прекрасным цветением окажет тебе честь. Я никогда не забуду, что ты взял меня из бедной семьи и сделал счастливейшей женщиной и женой в Англии.
- А я никогда не забуду, что ты в свои восемнадцать лет согласилась покинуть горы и прибыть в заброшенный дом одинокого старика!
- Что ты, Ричард, ты ведь совсем не старый! Тебе же всего сорок пять, ты самый хороший, самый красивый мужчина во всём Варвикшире. Но в последнее время ты чем-то взволнован. Расскажи мне всё, я дам совет или просто успокою тебя.
- Нет, Алиса, я волнуюсь только о тебе… Кингстон, в чём дело? – спросил он вошедшего слугу, мгновенно переменив тон с нежного на твёрдый.
Слуга подал ему карточку, и, взглянув на неё, сэр Ричард перестал улыбаться, губы его побледнели и высохли. Минуту он стоял неподвижно, затем спросил:
- Этот человек… он здесь?
- В библиотеке, сэр.
- Сейчас приду.
Он бросил карточку в огонь камина и долго смотрел, как она превращается в пепел. Потом заговорил, отводя взгляд:
- Любовь моя, появилось одно дело… Я скоро вернусь к тебе, а пока ложись и отдохни.
Он погладил её по волосам и вышел. Но в зеркале у двери леди Тревлин увидела, что муж ужасно взволнован. Она ничего не сказала, но несколько минут лежала неподвижно, будто борясь с сильнейшим порывом.
- Он нездоров и встревожен, но не хочет мне этого показать. Я имею право знать… и он простит меня, когда узнает, что всё это ему во благо, - сказала леди Тревлин сама себе, вставая с дивана. Она тихо проскользнула через коридор, вошла в маленькую комнатку в стене и наклонилась к замочной скважине узкой двери, улыбаясь при мысли о своём проступке. До неё донеслись тихие голоса, причём муж говорил чаще всех, и внезапно несколько его слов стёрли улыбку с лица леди Тревлин. Она задрожала, побледнела, и со сжатыми в страхе зубами начала клониться вниз. С каждым мигом губы её бледнели, глаза раскрывались, дыхание слабело – и наконец, последний раз вдохнув, она упала замертво на порог.
Через полчаса она, бледная как привидение, медленно вошла в свою комнату.
- Боже мой, миледи, вы нездоровы? – воскликнула служанка Эстер.
- Я падаю... и холодно… Помоги мне лечь на кровать и не говори ничего сэру Ричарду.
В кровати она вдруг вся затряслась и, дико оглядевшись по сторонам, уронила голову на подушку так, словно больше не собиралась вставать. Эстер, проницательная женщина средних лет, посмотрела на бледную хозяйку и вышла из комнаты, шепча: «Что-то не так. Сэр Ричард должен знать. Не к добру пришёл этот чернобородый, скажу я вам».
Перед входом в библиотеку она остановилось. Внутри было тихо, только слышался прерывистый стон. Боясь сама не зная чего, Эстер вошла без стука. Сэр Ричард сидел за письменным столом, закрыв лицо руками и зажав в одной перо. Казалось, он пребывал в сильнейшем отчаянии.
- Сэр, миледи нездорова. Послать за доктором?
Молчание. Эстер спросила ещё раз, но сэр Ричард не шевелился. Встревоженная служанка подняла его голову, увидела, что он без сознания, и побежала за помощью. Но спасти сэра Ричарда было уже нельзя, хотя ещё несколько часов он и оставался в живых. Он заговорил только раз, спросив слабым шепотом: «Алиса придёт попрощаться?».
- Приведите её, если это возможно, - сказал доктор.
Хозяйка всё ещё лежала в кровати, застывшая, как мраморная статуя. Эстер рассказала ей всё, и леди Тревлин сурово ответила:
- Передай, что я не приду, - и отвернулась к стене с таким лицом, что Эстер не решилась перечить.
Служанка поспешила назад и шепотом повторила доктору страшный ответ. Но сэр Ричард всё же услышал, и последними его словами была мольба о прощении.
Когда наступило утро, он уже лежал, завёрнутый в саван, а в колыбели спала маленькая девочка; и та, что ещё недавно назвала себя счастливейшей женщиной и женой в Англии, не плакала по мужу и не радовалась дочери. Все думали, что леди Тревлин умирает, и по её приказу принесли ей оставленное мужем запечатанное письмо на её имя. Она прочитала письмо, положила его за корсаж, и, словно проснувшись от страшного сна, начала умолять спасти ей жизнь.
Два дня она была одной ногой в могиле, и спасла её только неумолимая жажда жизни, как сообщили доктора. На третий день она взезапно ожила, как будто какое-то страстное желание придало ей силы. Наступил вечер, закончились хлопоты по устройству завтрашних похорон сэра Ричарда, и в доме было тихо. Эстер сидела в зашторенной спальне хозяйки, в соседней комнате няня тихо пела колыбельную сироте-малышке. Леди Тревлин, казалось, спала, но внезапно она отодвинула полог и резко спросила:
- Где он лежит?
- В церемониальном зале, миледи, - Эстер тревожно посмотрела в лихорадочно блестящие глаза, заметила странный румянец и необычное спокойствие.
- Помоги мне, я хочу пойти к нему.
- Миледи, умоляю вас, не надо! Вы верно умрёте!
Хозяйка, казалось, не слышала, и что-то в её строгом бледном лице заставило Эстер подчиниться.
Надев на слабую женщину теплый плащ, она то ли привела, то ли принесла её в церемониальный зал и поставила на порог.
- Я пойду одна. Не бойся, просто подожди меня здесь, - миледи вошла в зал и закрыла за собой дверь.
Она вернулась меньше, чем через пять минут, без тени тоски на неподвижном лице, и верная служанка воскликнула «Слава Богу!»
- Помоги дойти до кровати и принеси шкатулку с драгоценностями.
Эстер выполнила оба приказа. Леди Тревлин вытащила из-за корсажа золотой медальон, вынула оттуда портрет сэра Ричарда и заперла его в маленьком отделении шкатулки, потом возвратила пустой медальон под платье и приказала Эстер передать шкатулку поверенному – Ватсону, чтобы тот хранил её в безопасном месте, пока не вырастет дочь.
- Миледи, сердце мое, вы же эти украшения ещё не раз наденете, ну, нельзя вам носить траур до конца дней, даже по моему благословенному хозяину. Успокойтесь, прошу, хотя бы ради вашей милой дочки!
- Нет, я не надену их никогда, - и леди Тревлин рывком задёрнула полог.
Прошли похороны сэра Ричарда, прошёл поминальный пир на девятый день, и догадки о смерти хозяина быстро закончились. Пролить свет на эту тайну могла только леди Тревлин, но она была в таком состоянии, что никто не смел напоминать ей об ужасном дне.
Целый год её рассудок был в опасности. Из-за долгой лихорадки она ослабла и умом, и телом, и грустно было смотреть, как она день и ночь лежит и ни о чём не думает. Надежда на выздоровление почти исчезла. Леди Тревлин, казалось, забыла всё, даже страшный удар, положивший начало её болезни. Её не радовала даже дочь. Месяцы текли, как вода, и не оставляли в мыслях ни единого следа, только понемногу поправляли здоровье.
Кто приходил в тот день, зачем, и почему только однажды, осталось неизвестным. Никто не знал, о чём было последнее письмо сэра Ричарда – леди Тревлин сожгла его, и никому не давала ни малейшей подсказки. Доктора сказали, что сэр Ричард умер от сердечного приступа и, если бы не внезапное потрясение, прожил бы ещё много лет. Родных у него было немного, и друзья вскоре забыли молодую несчастную вдову.
Проходили годы, и в тени этой загадки потихоньку росла Лилиан – будущая хозяйка Тревлин-Холла.